Ведьмы.Ру 2
Шрифт:
— Какие подарки?
— Коньяк какой-то хитровывернутый. Я ж не пью, совсем в этом не разбираюсь, — Лёшка пожал плечами. — Мама откуда-то привезла и типа я должен был как от себя. Раз подарил. Другой… на третий отцу отнёс, а то ж как-то оно странно выходит.
Очень странно.
Прям до того, что Данила с трудом на месте сидит.
— А она разоралась, когда узнала. И как-то некрасиво так. Будто конец света случился… ну бутылка, так и что? Их хватает. А отец типа такой не достоин.
— А… в этой бутылке что-нибудь было? — у Данилы руки заледенели.
— В смысле?
—
— Сдурел? — Лёшка уставился с удивлением. — Это ж элитный коньяк. Какие многоножки?
И можно ли выдыхать с облегчением? Или…
— Мы тогда поругались крепко… я уж совсем решил уходить, а она позвонила, попросила прощения. Сказала, что погорячилась и всё такое… вроде опять неудобно. Получается, что она старается мирно жить, я же вот фигнёй маюсь. Пока думал и гадал, ты вон… учудил.
Данила кивнул.
Учидил. Ещё как учудил. Хотя… может, оно и к лучшему. Если б не это вот учуждение, он бы, может, так и маялся дальше дурью, пока не домаялся бы до тихой изолированной палаты. Интересно, а со Стасом вышло бы перестукиваться, через стенку, скажем?
— Дядька в расстройстве… мне вон центр отдал… отдал было.
— А теперь что?
— Ничего. Тем же днём и закрыли. И нам доступ тоже. Что-то там изучают. А когда закончат — не понятно. Ты это… позвонил бы отцу. Он переживает.
— Ага, прям извёлся весь.
Получилось не то, чтобы резко, скорее уж обиженно, будто он, Данила, маленький ребенок, который на родителей дуется. Конфету не дали.
А дело ж не в этом.
И под укоризненным взглядом Лёшки стало совсем неловко.
— Так с матерью-то чего, — уточнил Данила. — Раз ты из дома уходить не собирался.
— Не собирался, а оно как-то… говорю ж, вчера пришёл, а она торт испекла. И по кухне вся прямо порхает. Кухарку отпустила. Прислугу всю. Сама на стол накрыла. Скатерть особая. Серебро. Мы его только по праздникам и доставали. Сервиз фарфоровый, который вроде как исторический и больше хранить, чем пользоваться… а главное, вроде всё красиво и мирно, но мне до того жутко стало, что… — Лёшка поёжился. — Как вспомню, так прямо… я у неё, мол, что за праздник. Даже как-то вот прикидывать стал, не пропустил ли чего важного. У меня-то и в календаре отмечено, ну, на всякий случай.
А вот у Данилы ничего не отмечено.
Он вообще не особо в праздниках разбирается, так то.
— А мама улыбается. Говорит, садись за стол. Мол, время пришло… я сел. Она подаёт… я ем. Она смотрит.
— Лютый ужас.
— Не издевайся. Она никогда так не смотрела раньше… знаешь, такой взгляд… я и описать не могу. Будто она свихнулась, причём давно. Но ем… а она выдохнула и давай щебетать, что всё складывается лучше некуда. Что ты сам во всём виноват и вообще давно пора было понять, что ты ни на что серьёзное не годен.
Правда.
Только всё равно обидно.
— И стало быть, мне нужно пользоваться моментом. Я и спросил, типа, как пользоваться
— А она
— А у неё план на двадцати листах. Клянусь. Все имена. Должности. И на каждого в корпорации досье. Кто и чем увлекается, к кому и как подъехать, чтоб
Лёха затряс головой.
— И по её мнению я должен был… как это… налаживать контакты. Со многими она уже. Отметила лояльных, а вот остальные… но это ж всё, это бред. Ладно, быть управляющим над торговым центром, и то стрёмно. А тут же ж совсем другой уровень. Не мой. У меня ни опыта, ни знаний, ничего. Я ж не дурак, я понимаю, что корпорацией управлять — это совсем другое. Да и… не особо хочется, положа руку на сердце.
Лёха заглянул в стакан.
— Ещё по одной? — предложил Данила.
— Если угостишь. А то я, признаться, со вчерашнего на ногах… ночь не спал. Только погоди. Я спрашиваю, на кой это. А она мне, мол, ты не вернёшься. Она этого не допустит. И у дядьки, значит, вариантов не останется, кроме как меня ввести в дело.
— А ты?
— А что я. Я ответил, что он, может, ко мне хорошо относится, но не настолько, чтобы в совет директоров пихать. Туда и тебя не пустили-то, так-то если.
Данила кивнул.
Не пустили.
Он как-то заикнулся, что, мол, неплохо бы. Как наследника и прочее… а отец ответил, что для начала наследнику надобно мозгов набраться. Или, если уж с ними тяжко, то хотя бы опыта.
— А она так… засмеялась… жутенько. Мол, что не всё так однозначно… что, если он не захочет, найдутся другие варианты… что…
Отцу надо звонить.
И спрашивать про это пойло, потому как подарочки от такого человека принимать нельзя. А главное, вот отец всегда говорил, что Данька бестолочь. А сам он, выходит, умный. И Данька ведь искренне верил, что умный. Восхищался. Но выходит, что и восхищаться там нечем, и ума…
Или дурь — это семейное? Просто у бати она устоявшаяся и авторитетом прикрытая.
— В общем, она заявила, что ты не вернешься. Что дело времени. Мне бы промолчать, но я полез спрашивать. А она велела мне заткнуться. И так рявкнула. Она никогда не повышала голос, а тут… тут… у меня прям башка заболела.
— Это не от голоса, — всё потихоньку выстраивалось.
А главное, исчезло не только восхищение отцом, но и зависть. Это ж Даниле, считай, повезло. У него одна закладка, а вот Лёшка с этой змеищей пожил… чудо, что у него свои мозги хоть какие-то остались.
— Да?
— Я… потом расскажу. Слушай, а тебе есть где жить?
— Так… говорю ж, дом бабка оставила. Правда, я до него пока не добрался. Кстати, будешь смеяться, но он там же, куда я тебя отвозил. В смысле, в том же садовом товариществе.
Смеяться не хотелось.
— Я ж, как башка заболела, что-то резкое ответил… что не надо на меня орать, иначе и я сбегу. Она сказала, что запрещает. Я… ну, в общем, сказал, куда она может запреты послать. И что её умирания на меня тоже не действуют, потому что я давно знаю, что здоровье у неё покруче моего. И вообще… она заявила, что выгонит из дому. Я сказал, что сам уйду. Она спросила, мол, куда, если карты заблокирует и с работы выставит. Я и сказал про бабку. И про дом… про квартиру… в общем, выложил, как есть. Может, и не стал бы, но голова сильно болела.