Ведьмы.Ру 2
Шрифт:
Но, может, униформа такая.
С униформой всякое случается.
А вот шлем с короткой красной щёткой был красив. И главное, толково. Издалека видать, кто тут начальство.
— Доброго, — сказал Наум Егорович. — Утра…
— Пик, — мыш прошёлся по краю носилок, остановившись у ремней. А вот зубы у него выдающиеся, и тоже металлом поблёскивают.
— Нет, не стоит. Говорю ж, задание. Внедряюсь… — сказал Наум Егорович, у которого и сомнений не возникло, что стальные зубы с ремнями справятся легко. —
— Пи, — мыш кивнул.
— Понимаю. Как служивый служивого… в другой раз бы посидели.
При всей абсурдности мысль не вызывала отторжения.
— Может, и посидим ещё… ты это. Выполняй. А то ж не ровен час, проснётся… — Наум Егорович махнул на доктора. — Оно вам надо?
— Пи-и, — протянул мыш шёпотом.
— Во-во… и это… если вдруг… передай тому, который за вами… менталист он или кто, пусть свяжется. Вот хотя бы через тебя. Есть люди, которые готовы переговорить. Предложить работу. И бояться ему особо нечего.
Мышь склонил голову на бок. Слушает, стало быть.
— Ущербу вы, конечно, нанесли, но это всё решаемо. А вот люди не пострадали. Ну… так-то не сильно. И это хорошо.
Почему-то не отпускала мысль, что Фёдор Фёдорович не откажется расширить штат менталистом… про мышей, конечно, сложно что-то сказать, но, авось, и им при институте найдётся место.
Тем более при кадровом-то голоде.
— Пи, — коротко ответил мыш и, развернувшись, спустился на пол, где, нервно переминаясь с лапы на лапу, его уже ждал подчинённый.
Мгновенье, и оба исчезли.
Даже как-то жаль. Всё компания. Наум Егорович поёрзал. Пробудившееся ото сна тело затекло, ко всему намекало, что у него имеются свои естественные потребности, и что ещё немного, и Наум Егорович рискует опозориться.
Он снова поёрзал.
Вывернул голову, убедившись, что шевеления его остались незамеченными. Так, надо что-то делать, а то ж и вправду нехорошо получится.
И что делать?
Освобождаться нельзя. А что бы сделал Крапивин? Ладно, другой нормальный человек, который бы слышал голоса, обещавшие сожрать его мозг?
Или тот, кто слышал такие голоса, уже не был в полной мере нормальным?
— Помогите! — крикнул Наум Егорович, откашлявшись. — Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь…
Он надеялся, что крик его звучит в достаточной мере жалобно.
— Да, да, — доктор встрепенулся и едва не рухнул на пол. — Уже очнулись? Как вы себя чувствуете?
— Я? — Наум Егорович моргнул и состроил жалобное выражение лица. — Я себя… я… плохо! Где я? Кто я?
Второе, похоже, было лишним. Вон, физия доктора вытянулась.
— Вы, простите, не помните, кто вы?
— Я?
— Вы.
Дурацкий разговор.
— Я в туалет хочу, — проныл Наум Егорович, но получилось отчего-то басом. — И кушать.
— Да, да… конечно… сейчас. Я вас освобожу,
— Я?
— Вы, именно вы. Николай Леопольдович Крапивин… — доктор дёрнул один ремень, потом второй. Ага, затянули их на совесть. — Сейчас… один момент.
И вышел.
Твою же ж… и главное, этот момент затянулся. И затягивался, заставляя пожалеть, что Наум Егорович отказался от мышиной помощи. Впрочем, когда он уже почти решил попробовать ремни на прочность, доктор вернулся и не один.
Санитаров прихватил?
Выправка, правда, у них военная. Но тем лучше. Предсказуемей.
— Мы сейчас освободим вас, Николай Леопольдович. Вы только постарайтесь успокоиться.
Бесит, когда тебе постоянно твердят, что нужно успокоиться.
— Я спокоен, — мрачно ответил Наум Егорович. И замер. В отличие от доктора, санитары с ремнями справились быстро, что явно свидетельствовало о немалом опыте.
— Не спешите. Вы всю ночь лежали. Может закружиться голова, — доктор вился вокруг. — Обопритесь на Петра…
Санитар в белом одеянии подставил плечо. Плечо было подкачанным, движения — выверенными. И главное, взгляд. Взгляд внимательный, отчего Наум Егорович только порадовался, что собственное его тело от долгого лежания затекло и потому сделалось неуклюжим, ватним.
Как знать, что этот, глядящий, усмотрел бы.
Нет, всё-таки подобные операции надо готовить крепко загодя.
— Ох, — застонал он. — Ноги болят, руки болят…
Он постарался скопировать интонации Вероники Юзефовны, дражайшей тёщи, которая несмотря на возраст и привычку жаловаться, была бодра и полна сил.
— Спину защемило…
На спину Вероника Юзефовна жаловалась особенно часто и с завидной периодичностью. Жалобы эти заканчивались оплатой курса массажа, которого хватало на пару месяцев тишины. Или вот санаторий ещё неплохо помогал. Наум Егорович не был уверен, что от спины, но от дражайшего внимания тёщи — так просто великолепно.
— Вы аккуратненько, не спеша…
Что бы тут ни творилось, следовало признать, что с Капустиным обращались довольно бережно. Скорее как с ценным приобретением, чем заложником.
Наум Егорович сделал шаг и позволил себе повиснуть на могучем Петре.
Вот служил же.
Где?
У кого?
Или из частных структур? Нет, скорее уж из родовых. А значит, эта лавочка под чьим-то могучим гербовым крылом прячется.
— Пётр вас проводит, поможет привести себя в порядок. А потом мы побеседуем. Тут недалеко. Уж простите, место не то, которое должно, а потому ремонт здесь не проводили довольно давно…
— А где я?
— В санатории, — не моргнув глазом, соврал доктор. — Но об этом позже. Вы не переживайте, Николай Леопольдович, мы всё обсудим. Но сейчас вам, верно, хочется не разговоров.