Век Екатерины Великой
Шрифт:
Императора Петра Федоровича похоронили десятого июля в Александро-Невской Лавре, там же, где три года назад похоронили их маленькую дочь Анну. Хотя приближенные настойчиво отговаривали, императрица Екатерина Алексеевна, отдавая последний долг законной супруги, тайно присутствовала на погребении. Ее удивило, что, кроме приглашенных на церемонию особ и голштинских офицеров, народу собралось изрядно: они заняли все пространство от монастырской рощи до Благовещенской церкви. Ей донесли, что народ дивится, отчего лицо упокоившегося императора столь черного цвета. Дескать, никак государь
Прибыв через день после похорон императора в столицу, Алексей Орлов находился в плохом настроении. Остановившись в Зимнем дворце, в покоях брата Григория, он битый час стоял у окна, углубившись в свои мысли, и ни на кого не смотрел. Как не старался его расшевелить старший брат, тот никак не реагировал. Они поджидали Ея Величество, занятую разговором в соседней комнате, со своей подругой, Дашковой Екатериной Романовной.
– Ты не переживай, – успокаивал брата Григорий, – государыня-матушка наша уже пережила сию новость о Петре, и думаю, найдет выход из положения. Она уже выпустила манифест о смерти императора, сообщила народу причину: умер от геморроидальных колик. Так что поди докажи теперь, кто виноват в его смерти.
Алексей слушал, вздыхал, но головы не поднимал. Он понимал, что сделал то, чего никто, окромя него, не решился бы сделать ради спокойствия императрицы и отечества. Для оного надобно было не токмо радеть за отчизну, но еще и сильно любить и почитать государыню. Посему ему ничего не стоило все взять на себя. Нынче ему станет понятно, правильно ли он понимал императрицу Екатерину.
Однако, он не был полностью уверен, как она воспримет сей его поступок и потому с тяжелым сердцем ждал встречи с ней.
Послышались легкие шаги, и в кабинет вошла улыбающаяся Екатерина Алексеевна. Оба встали. Скользнув глазами по старшему Орлову, она остановилась на Алексее.
С минуту императрица молчала, переводя взгляд с Григория на Алексея. Григорий, вздохнув, пожал плечами. Она прошла к столу, села в кресло, сказала строго:
– Что, Алексей Григорьевич, не смотрите на меня? Переживаете? Правильно делаете. Неугодное мне дело изволили учинить!
Шрам, протянувшийся на всю его щеку, побелел. Невольно Алексей Орлов опустил голову, но сразу паки поднял. Сглотнув, он открыл рот:
– Государыня…
Екатерина сразу же прервала его. Последние дни она долго думала, как ей обойтись с любящим ее, а главное, преданным ей душой и телом – в оном она не сомневалась – человеком.
– Не надо, – сказала она резко. – И слышать не желаю, что там у вас произошло! Потом надобно будет вам все доподлинные детали на бумаге изложить.
Встав, Екатерина прошлась по комнате, повернулась к виновнику, посмотрела на него. Алексей выглядел странно, таким она его никогда не видела. Глаза он опустил, и Екатерина не знала, что именно они выражают. Скорее всего, страх опалы с ее стороны – все остальное ему было нипочем.
– Одно я знаю, – продолжила она, смягчившись, – окромя вашего страшного поступка, во всем остальном вы и ваши братья служили мне верно как никто иной. И я не могу не помнить оного, посему – не имею права наказать вас, Алексей Григорьевич.
Орлов мгновенно склонился перед ней на колено, поцеловал протянутую руку.
– Но сие не все, – помедлив, добавила государыня. – С завтрашнего
Слово «славу» она произнесла с нажимом и особой интонацией. С каждым ее словом лицо Алексея Орлова все более оживлялось, казалось, что каждое из них для него звучало как одобрение. Под конец он даже решился поднять глаза. Екатерина сразу же отвела взгляд, сказав:
– Теперь же давайте пройдем обедать. Нас ждет княгиня Дашкова.
После переворота 28-го июня 1762 года, естественно, последовали: во-первых, манифест о вступлении на престол императрицы Екатерины II (с приложением присяги на верность подданства); во-вторых, сенатский указ в следствие Именного указа – о переделывании государственных печатей в присутственных местах на имя Ея Величества Екатерины II Алексеевны; в-третьих, волею судьбы, императрица Екатерина Алексеевна воссела на трон и началось ее царствование.
С первого дня, пережив опасные дни переворота и сумев довести до конца свой замысел, она обрела уверенность в том, что сможет достойно руководить государством, кое успела достаточно изучить за годы, прожитые в нем. Она хорошо знала его историю, понимала народ. Екатерина не раз с благодарностью вспоминала свою любимую камер-фрау, Прасковью Никитичну Владиславову, которая просветила ее касательно внутренней жизни русских людей. Посему Екатерина начала свое царствование, не держа зла к врагам и достойно вознаградив своих сподвижников. Как всегда, имея всюду искренних почитателей, она, благодаря им, ведала о всех придворных интригах. Быстро и основательно вникнув в суть самых разных сложных внутренних распрей и скандалов, она умело, без лишних громких разговоров, решала их. Дабы войти во все государственные дела и дать им правильный ход, Екатерина с самого начала своего царствования много и упорно работала – порой до двенадцати часов в сутки, а при необходимости и более. Но одолеть самой накопившиеся за многие годы незавершенные государственные дела было выше ее человеческих сил, и она настойчиво подбирала себе достойных, знающих и надежных помощников.
По ее четкому определению, основой роста благосостояния и мощи страны являлись интересы самой России. Узнав на одном из первых заседаний Сената, что в казне мало денег, она отдала собственные средства, считая, что, раз она принадлежит государству сама, то и принадлежащая ей собственность такожде принадлежит ему. Давно впитав русские представления о том, что общественное благо всегда выше индивидуального, она почитала интересы государства выше, чем интересы отдельной личности, и утверждала: «Где общество выигрывает, тут на партикулярный ущерб не смотрят».
«И что за интерес мне быть государыней нищего государства? – думала она себе. – Нет, я учиню все возможное, дабы не токмо дворяне процветали, но и крестьяне имели приличное жилье, не голодали и были бы одеты во все времена года в приличествующую одежду». Перед глазами у нее вставали нищие люди в лохмотьях на пути императорского кортежа, когда она с Малым двором ехала с государыней Елизаветой Петровной в Киев. Еще тогда у пятнадцатилетней девочки появилась мысль, что такая нищета – позор для всего государства.