Век Екатерины Великой
Шрифт:
Государыня мечтала поскорее покончить с коронацией на царство Российское. Ее беспокоило, как встретит ее народ. Не будет ли какого беспорядка? Как посмотрят люди на то, что она, пусть и крещеная в православие, но все-таки немка, и вовсе не имеет никакого отношения к династии Романовых? Сумеет ли ее близкий друг, любимый актер, Федор Григорьевич Волков организовать грандиозное народное гулянье и задуманный ею маскерад под названием «Торжествующая Минерва»? Сказать по правде, она не собиралась так помпезно праздновать свою коронацию, но друзья Орловых – поэты Сумароков и Херасков – убедили их, что подготовленное ими представление обернется незабываемым событием во всем государстве и поразит весь иностранный дипломатический корпус. Екатерина ценила высокое актерское мастерство Волкова. Он, Федор Волков, стал одним из первых, советовавших ей
Екатерина Алексеевна осталась весьма довольна торжественным приемом, организованным московским генерал-губернатором, фельдмаршалом князем Александром Борисовичем Бутурлиным, который в дни переворота, узнав о восшествии Екатерины на трон в Петербурге, не мешкая, на следующий же день привел к присяге жителей Москвы. Как было не оценить его приверженность ей, новой императрице?
Коронация была назначена на 22-ое сентября. Прибыв на место, из внутренних покоев императрица вышла в Аудиенц-камеру, где находились приготовленные заранее регалии. Царский путь окропили святой водой, и началось шествие с Красного крыльца к Успенскому собору. С орденом Андрея Первозванного через плечо, в парчовом платье, украшенном золотым позументом и вышитыми двуглавыми орлами, императрица легкой походкой прошествовала под балдахином. Восемь камергеров несли ее шлейф. Во время ее шествия по территории Кремля полки отдавали честь – с музыкою, барабанным боем и уклонением до земли знамен. Народ кричал «Ура!», шествие сопровождалось шумом и радостными криками, звоном, пальбой и салютами. По всему пути в толпу кидали золотые и серебряные монеты. Царица шла с гордо поднятой головой, медленным шагом, ласково оглядывая зрителей с улыбкой на устах. Перед Успенским Собором собралось море народу, который чинно подчинился караулу, пропустив Екатерину со свитой. Наступила такая тишина, что отчетливо слышался перестук ее туфелек, шорох парчового платья и звук шагов сопровождающих ее лиц.
В десять часов утра началась торжественная коронация. После почти шестичасовой службы и миропомазания императрица через Царские Врата иконостаса храма прошла в алтарь к престолу и приобщилась Святых Тайн по царскому чину. Новгородский митрополит Дмитрий наконец собрался венчать ее царской короной, но Екатерина Алексеевна, от волнения забывшись, собственноручно надела ее на себя. В тот момент всем и, прежде всего, самой Екатерине, показалось, будто камни на новой короне Российской Империи засверкали нестерпимо ослепительным светом – и она в ней, отныне законная царица земли русской, выглядела необычайно хорошо. Подтверждали сии ее мысли округлившиеся глаза всех Орловых, Панина, Бецкого, Волконского и многих других, подобострастно целовавших ей руки, упав на колени с поздравлениями и уверениями в бесконечной ей преданности. Екатерина смотрела на оную картину словно бы со стороны – настолько трудно было ей поверить, что сие происходит с ней не во сне, а наяву. Момент был столь трепетный и судьбоносный, столь ей хотелось его запомнить, что она от избытка чувств с трудом нашла несколько слов благодарности для самых близких в своей свите. Остальным и вовсе достались токмо благосклонные и милостивые взгляды новой государыни, которые привели всех в полный восторг и умиление.
Милости и награды объявили в Аудиенц-зале – лицам, выказавшим преданность императрице при восшествии ее на престол, а такожде отличившимся храбростью во время случившейся незадолго прусской войны. После данного в честь Священного коронования императрицы Екатерины II Алексеевны торжественного обеда в Грановитой палате, на коем присутствовали высокопоставленные особы, начался пышный бал. По всему дворцу разливалась
Главным же распорядителем коронационных торжеств выступал действительный камергер, генерал-майор и кавалер ордена Александра Невского, Григорий Григорьевич Орлов. Он и его братья были возведены в графское достоинство. Зная, что их ожидает графство, братья еще в Петербурге выбрали для своего герба девиз: «Храбростью и постоянством». Екатерина отметила, что Григорий Орлов справился с делом, ему порученным, весьма похвально.
К концу торжественного бала в Кремлевском дворце колокольню Ивана Великого и весь город осветили яркие вспышки праздничных фейерверков.
Спустя два дня после коронации, в обычный свой час чтения перед императрицей, Иван Иванович Бецкой развернул газету.
– Ваше Величество, Екатерина Алексеевна, позвольте мне прочитать вам из «Санкт-Петербургских Ведомостей» о священнодействии, происшедшем в Большом Успенском соборе в 22-й день сентября – коронации, миропомазании и причащении императрицы Екатерины Второй Алексеевны. Думаю, вам зело понравится.
Императрица заинтересованно посмотрела на Бецкого.
– Извольте, Иван Иванович! Послушаем, как описали сей незабываемый день, – разрешила она.
Бецкой, откашлявшись, принялся выразительно зачитывать текст:
– «По приближении к церьковным соборным дверям Ея Императорскаго Величества, весь церьковный синклит, а имянно: более дватцати архиереев, множественное число архимандритов и прочих духовных чиноначальствующих встретили, где преосвященный архиепископ новогородский поднес крест к целованию, а преосвященный митрополит московский окропил святою водою путь Ея Величества. И таким образом в предшествии всего духовенства Ея Величество препровождена была к царским вратам, где учиня троекратное поклонение, приложиться изволила к святым иконам, и потом взойти на трон великолепно в церькви устроенной, и сесть на престоле императорском…»
Бецкой читал, Екатерина вязала. Привыкшая к его выразительному, но все равно монотонному чтению, она отвлекалась, занятая мыслями о своей коронации. Вспомнив, как на нее смотрел Григорий, да и все Орловы, она улыбнулась. Назавтра они все приглашены в гости к князьям Волконским. Григорий любил разъезжать по гостям. Что ж, пускай потешится…
Пропустив изрядный кусок из газетного текста, она услышала последние его строчки:
– «…Ея Императорское Величество в порфире и короне, держа скипетр и державу в руках своих, намерение восприяла, по обычаю древнему, предкам Своим поклониться в Архангельском соборе, и святым мощам приложиться в Благовещенском, куда из Успенскаго собора и шествовать процессиею изволила. В сей момент можно было видеть нелицемерное сердце, мысль и дух обнаженные народа безчисленнаго, который, достигши желаемаго, увидел свою Всемилостивейшую Государыню коронованную уже в порфире и короне».
Последние слова, «в порфире и короне», чтец выделил особенно торжественной интонацией.
– Ну, каково, Ваше Величество? – довольный статьей и своим чтением, спросил Бецкой.
Екатерина с улыбкой поблагодарила его.
– Довольно подробно, с чувством любви и уважения к своей императрице, не правда ли, Иван Иванович? – самым серьезным тоном отметила она.
Бецкой страстно кинулся убеждать ее, что статья великолепна, любовь и уважение к ней просвечивают в каждом слове, и он сам присоединяется к оной с глубоким почтением.
– Полно, Иван Иванович, я знаю, как хорошо вы ко мне относитесь. Благодарствуйте.
– Нет, нет, рассказ здесь преизрядный, тут нечего и добавить, – распалялся тот, преданно заглядывая в глаза обожаемой императрицы.
Екатерина в душе посмеивалась над ним, понеже уже получила замечание от новгородского митрополита Димитрия, указавшего на некоторые несоответствия в ритуале коронации, которые еще долго обещали быть притчей во языцех. Вывод из последовавших пересудов получился следующий: императрица самовольно вошла в алтарь, самовольно взяла в руки потир и самовольно приобщилась из него Святых Тайн, и оными действиями нарушила сорок четвертое правило Лаодикийскаго Вселенского собора, коим установлено воспрещение женщинам входить в алтарь.