Век Екатерины Великой

Волгина София

Раскрасневшийся и весьма смущенный Федор Григорьевич, глухо кашлянув в руку, ответил:

– Ну, что вы, Ваше Императорское Величество, один бы я не смог учинить сие действо. Над сценариями, текстами и всем остальным работали лучшие литераторы, художники и подмастерья Санкт-Петербурга и Москвы. Огромную помощь оказал ваш статс-секретарь и директор Императорских театров. – Тут Федор с благодарностью указал рукой на Ивана Перфильевича Елагина, тот с достоинством поклонился. – Благодаря ему я мог легко связываться с вами, Екатерина Алексеевна.

Волков

повернулся к императрице и нежно поцеловал ей руку. Императрица в ответ поспешно пожала ему руку. Они улыбались друг другу глазами. Наступившую было паузу нарушил Елагин:

– Такожде, – сказал он, – подготовкой маскерада занимались Михаил Матвеевич Херасков, написавший объяснительные стихи к программе, и Александр Петрович Сумароков, сочинивший хоры и песни.

– Да, хоры и песни были просто незабываемы! – восторженно заметил Александр Строганов. – А вот мне любопытно: кто же смог сочинить таковые огромные движущиеся платформы для актеров?

Елагин, опередив Волкова, ответил и на сей вопрос:

– Сие изобретение Бригонция, итальянского театрального механика. Он сам напросился в помощники Федору Григорьевичу и, как все вы увидели, не подвел.

– Как же долго готовили вы сие представление? – обратился Алексей Орлов к Волкову.

Федор Григорьевич, скромно опустив глаза, отвечал:

– Подготовку к маскераду начали за несколько месяцев до представления, тогда, когда после коронации государыня отправилась в Троице-Сергиеву лавру. Думаю, заняло все примерно три месяца. Мы обдумывали с Сумароковым и Херасковым сценарий маскерада с многочисленными аллегориями и символами, которые долженствовали прославить Ея Величество Екатерину Алексеевну.

Произнеся ее имя, Волков паки поднял тяжелые веки. Голубые, чуть покрасневшие воспаленные глаза смотрели на нее с обожанием. Екатерина ответила ему счастливой улыбкой и сияющим взглядом.

– Много трудностей было, дорогой Федор Григорьевич? – ласково спросила императрица.

Волков наморщил лоб, вспоминая. Потом, пожав плечами, ответил:

– Как тут сказать… Много сил направили на приготовление костюмов, декораций и бутафорий, на подготовку актеров и участников представления.

Он закашлялся и смущенно замолк.

– Но сие не все, граф, – напомнил Иван Елагин. – Я знаю, что пришлось дополнительно брать напрокат парики, бороды и платья. Окромя того, десятки оформителей плели сети, цепи, венки и гирлянды из искусственных цветов и ельника, кроили и шили белые епанчи, штаны и камзолы, шелковые платья и платки, а в лавках закупались белые лайковые перчатки, нитяные чулки, башмаки с пряжками и многие другие мелочи.

– Бог мой! Сколько один человек должон держать в голове для одного представления, – не удержался Алехан.

– Одного, но какового, – поднял палец Александр Строганов и обвел всех взглядом. Остановившись на скромно присевшем на край кресла полковнике Суворове, он спросил:

– Как вы полагаете, Александр Васильевич?

Молодой полковник напрягся, покраснел,

но выдал:

– Я видел последнее шествие и поражен порядком на улицах, где оно следовало. Просто поражен!

Суворов развел руками, показывая степень своего удивления.

– Да, хорошо поработала московская полицмейстерская канцелярия, – заметил Федор Орлов. – Расставили пикеты по улицам, где проходило шествие, дабы карневалу не могли учинить остановок и препятствий, поставили пикетчиков и близ кабаков, дабы не впускали в кабак находящихся в карневале служителей, наряженных в маскарадные платья, не позабыли посыпать скользкие места, сравнять выбоины. Добрую работу учинили!

Императрица, со вниманием выслушав Федора Орлова, согласно кивнула:

– Позаботьтесь, Иван Перфильевич – надобно будет их всех отблагодарить за хорошую службу, – сказала она и вновь обратила к Федору сияющее лицо.

– Федор Григорьевич, колико же человек участвовало в сем грандиозном шествии?

– Около четырех тысяч людей самого разного рода: актеров, хористов и статистов, студентов и школяров, солдат, работного люда да музыкантов, – последовал незамедлительный ответ Волкова.

Все ахнули.

– Граф, вы не человек! – воскликнул граф Строганов. – Как можно было вести без сучка и задоринки по морозу столько разноликих людей, к тому же три дня подряд?

Видно было, как императрицу все более переполняла гордость за великого актера и благодарность ему.

– Граф, дорогой мой! Мне трудно передать, как я вам благодарна, – воскликнула она и вновь порывисто обняла его.

– Ни одной секунды не сомневаюсь, государыня-матушка, – ответствовал тот, целуя ее в щеку – что другим, окромя графа Григория, было непозволительно.

Екатерина придвинула к себе шкатулку и вынула свой портрет на золотой цепи – такой же, как подарила Суворову. Сама надела его на шею любимому актеру и другу.

Счастливый Волков рассыпался словами благодарности, из коих каждый уяснил, что такой императрицы на земле еще никогда не было, Клеопатра ей не соперница и много еще тому подобного. Словом, он говорил так, как умел токмо великий актер Федор Григорьевич Волков.

– Боже мой, колико ума и таланта у оного человека, – восхищалась Екатерина, когда Волков удалился. – Однако не нравится мне его кашель. Чаю, выздоровление его будет скорым. Распорядитесь, Иван Перфильевич, послать ему наилучших лекарей. Сей же час.

– Будет сделано, Ваше Величество, – сказал Елагин и, поклонившись, вышел за дверь.

Григорий, проводив его глазами, сказал удрученно:

– Видимо, простудился он во время представления.

Федор Орлов, посматривавший в окно, резонно добавил:

– Немудрено – когда человек разъезжает на коне часами, не заботясь, тепло ли ему али холодно. Бедный мой тезка, Федор Григорьевич, счастливый встрече с государыней, и сейчас вышел без головного убора и расстегнутом плаще, словно ему жарко. А на дворе мороз-то лютый, февральский.