Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни

Минцена Тоша

– Марина, – обратился к ней Глох, когда его кремелло коннемара снова ровно двинулся шагом, – Мне показалось, или вы с кем-то разговаривали с утра.

– Нет, с чего вы взяли?

– Просто я во сне слышал разговор, у меня, как у ясновидца иногда бывают сны без изображений, но звучащие. В них вы говорили со своим отцом. Извините меня, Марина, но я бы не хотел видеть его здесь.

– Эм… с чего вы взяли, что разговор был с отцом? И… почему нет? Вы с ним знакомы?

– Йова все знают, хотя я его лично не видел.

Девочка выдохнула и задержала дыхание, не хотелось дышать, а взгляд сам обратился к пейзажу, в противоположном направлении от Глоха.

– Нет, он не приходил…

– Никто из нашего народа не сомневался в том, что Марина Вечного Лития выберет одного из учеников своей матери, Секущей Марины.

– Да.

Так непривычно слышать это. «Марина». Я всегда была Алмой, моя мать – Бейра, бабушка – Жались, прабабушка – Олимпия, а теперь мы все Марины.

– Вы – королева, Вы – Марина.

– Просто Марина.

– Нет. Давно, очень давно я видел сон. Там были скалы – белоснежный камень, снизу смягчённый водой. Лазурное море, чем больше смотришь, тем больше видишь. Под тонкой плёнкой волнующейся глади – глубина, словно королевский сапфир. Солнце слепит, но очень холодно. Океанский песок с мелкой цветной галькой на маленьком обрывке земли среди аристократичных скал. Сидите вы, лет двадцати, и ждёте. Ждёте, пока кто-то прилетит. Потом небо, словно нарисованный на оконном стекле витраж, разорвалось и открылось в разные стороны, смялось и небо стало книгой.

Было написано что-то про вас. Я плохо разбирал, буквы, будто были смыты водой, и не увидел я точного имени вашей Марины, но далее ясно прочёл «… Велика своими подъёмами».

– Как красиво… я вспоминаю то место, видела когда-то, очень давно. Там, если пойти дальше, на запад, эти выпирающие скалы начнут сереть, чернеть. Море уйдёт почти в вечный шторм.

– Вы там были?!

– Я там жила. Очень много лет назад. Две свои жизни назад.

Алма не поняла, что означал такой пристальный взгляд Глоха.

– А, ваш отец приходил к вам в академию?

– Да. Пару раз.

– Конечно. Ему легко пройти. Йов умеет становиться пылью, и вы, простите меня Марина, что-то взяли от него.

– Я – пыль?

– Нет. Вы – в-первую очередь, делоу!

– Кто?

– Вы ничего не знаете? Вы не знаете, что вы делоу?!

– Подождите! Я такое уже слышала, меня так однажды назвали рудокопы. Я после хотела спросить у Доэлнора, что это значит, но… я задержались под землёй, и после было уже не до этого.

– Я, пожалуй, начну сначала. Делоу – это именно существо, не человек, не эльф, не гном, не чародей, это – всё сразу. Их создавали по расчётам специально для защиты.

– Расчётам?

– Да. Из-за них получить Делоу очень сложно, практически невозможно. Это удавалось сделать только два раза, включая вас, и только королевским семьям. Только они умеют делать то, что нужно, а не то. Что хотят.

– Но не все же.

– Вот поэтому-то и даже не в каждой королевской семье. Смысл делоу в том, что если это существо – все сразу, то и создавать его надо так же. Должно смешаться не одно поколение рас, причём единожды и в определённом порядке.

– Это сложно?

– Завести обязательно первого ребёнка от того кого не любишь? Не все этого хотели.

– Разве не может совпасть любовь и обязанность.

– Вы сами верите в частоту таких везений.

– Не думаю. Но ведь тогда… Ха! Боже! Я же их, можно сказать, заставила не по любви жениться, выходить замуж. Ведь нести династию делоу мог только первенец.

– Не думайте об этом, Марина. Тем более, многие, после долга, всё равно расставались и сходились с теми, кого любят.

– Так было у моей бабушки Жалис. Она ушла от Глафнега к… не помню, как звали отца владыки Доэлнора, но это произошло после рождения Бейры.

– Всё так.

– А как же Глафнег? Неужели он никого не любил? Или просто так остался один, по собственному желанию?

– Этого я не знаю, Марина.

Путь продолжался. По лицу девушки невозможно было, понять о ком она думает: об отце? Бейре? Доэлноре? Жалис? Глафнеге? О революции? Может, всё-таки, об Аргоне? Не прошло и получаса, как голые камни уступили дорогу деревьям. Алма ещё никогда не видела таких удивительных растений. Тёмно-изумрудная листва, бледные, извилистые стволы сами скручивались в тугую спираль, и обнимали себя же тонкими ветками, идущими по кругу. Через некоторое время лес закончился, и появилась равнина, на которой, словно гора, громоздился город. Он напоминал девушки многослойный пирог, хотя имел абсолютную форму пирамиды.

– Ого, – выдохнула Алма, – так красиво!

– Да… древняя пирамида Васаки.

Они вошли в пирамиду через главные двери. Внутри часть пирамиды

оказалась полой и стены, поросшие какими-то мхами, но всё это выглядело так необычно красиво. Подождав, пока все спешатся, Алма продолжила идти рядом с Глохом. В небольшую арку, далее следовал мост! Под пирамидой была огромная яма, и на её дне располагались бесформенные дома жителей. Колорит стал иссиня-зелёным, и стены были покрыты мерцающими прожилками, словно венами, только это были ниточки хрусталя. Узкий мост вёл на сталагмит, выросший совершенно не по правилам: нереально-узкий снизу, он расширялся, и девушка увидела, как он завершается ровной поверхностью, над которой возвышался трон, напоминающий девушке, по ассоциациям академию ММ (готический стиль). Ещё издалека Алме удалось разглядеть сидящего на троне человека. Первое, что бросилось в глаза девушке – это цвет радужек… они были такими же, как и её! Алма неотрывно смотрела вперёд, и едва ли до неё доходил смысл слов, которые говорил Глох по мере того, как опии переходили мост. Но кое-что всё-таки дошло до слуха девушки. Это был их король. Далее Алма разобрала его имя «Тайнш». Пока они подходили, девушка успела увидеть с другой стороны похожий мост, но разветвляющийся и более короткий; по нему кто-то шёл. И вот из-за трона показался ещё один,… но не чародей, человек! Их король, Тайнш, и так выглядел относительно молодо около шести десяти лет (чародеи жили по 2000 лет, но, в отличие от эльфов, внешние изменения которых заканчивались в определённом возрасте, они изменялись на протяженнее всей жизни понемногу), но тот, кто вышел из-за трона выглядел лет на двадцать девять – тридцать. Строгое лицо, длинные чёрные волосы спускались чуть ниже плеч, и, ещё издалека, девушка разглядела золотые глаза.

– Глох, кто это? Кто рядом с… Тайнш?

– Это один из оборотней. Он сбежал из Кохиля, ведь там объявлена охота на них.

– Да, я осведомлена об этом. А как его зовут? И… какую должность он занимает здесь?

– Он оказался не чистокровным оборотнем, и имеет редчайший талант… – они уже почти подошли к ним, – его зовут Маитил.

Алма прекрасно знала, что сейчас последует долгое знакомство и приветствия. В суровых глазах Тайнша она увидела многое, и, если честно, не всё из увиденного ей приглянулось…. Он показался ей любезным, но и этим можно перестараться, то, что она видела, в какой-то мере походило на смазливость, так ловко покрывающую его жадную натуру, однако, их хороших качеств Алмы заметила смелость.… Да. В его глаза она увидела готовность на всё и любовь к народу. Она не понимала, как смогла вмиг разглядеть эти качества, и за короткий разговор утвердить их,… но это так! С Маитилом, Алма разговорилась позже. На самом деле, на следующий день. Король Тайнш не отпускал девушку ни на шаг, и Алма постоянно разговаривала с ним. Было и правда интересно: она узнала больше о таймлайтах, телекинезах, и об иллювиатрах! Она безумно заинтересовалась этим, что даже ночью не смогла уснуть, просто думая об этом, а в голове, всё крутились слова…. «Все существа делятся на три типа: обычные – у них одно тело на все миры, но разное сознание, они не знают, что происходит друг с другом, не знаю о существовании других “я”, вторая – иллювиатры, как вы, в каждом мире новая внешность, другой образ, но одно сознание, моргая, вы можете видеть то, что происходит с вами, же в других мирах, и третья – те, кто существует лишь в одном мире, не повторяясь, они проживают одну жизнь в одном мире, а умирая, так же, единожды, идут в другой мир. Они самые чистые, поскольку 1 и 2 группы если умрут в одном мире, то, независимо ни от чего, умрут и их души и тела в другом (как случайность, чаще всего сердечные приступы, кровоизлияния), и только третьи могут прожить жизнь, никого не убив». В голове, ночью, все мысли девушки были посвящены тому, «Почему она не может видеть другие миры?! Она же – иллювиатра! Тогда что с ней не так!?!? Что!??!». Алма уткнулась лицом в подушку, та быстро впитывала слёзы. Она сейчас не столько хотела плакать, сколько рвалась от пустой обиды, и, тем более, сегодня было нужно… сегодня воскресенье. Но, ровно минута в минуту, когда наступил понедельник, любая, даже самая невинная и желанная слеза больше не смогла скатиться по щеке Алмы. Не раньше, чем через час девушка смогла заснуть. Проснувшись, Алма подошла к зеркалу и расчесалась. Её лицо было слегка покрасневшим после сна, глаза чистые и сияющие, они дышали без линз, а медные волосы сейчас скорее напоминали мёд акации, скорее золотые, янтарные, но не такие красные, как обычно.