Великая Ордалия

Бэккер Р. Скотт

Запах дымящейся, подгоревшей ягнятины или жарящейся на костре свинины.

Рты, округлившиеся от жалобных криков.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Горы Демуа

 Быть человеком, означает принимать образ его подобно своду небес над головою. Постичь же человека как человека означает остаться слепым к сему образу, оказаться лишенным его постижения. И не знать об искаженности бытия. Итак, постичь что значит быть человеком, значит перестать быть человеком.

—

Трактат о Разделении, НЕИЗВЕСТНЫЙ

Ранняя осень, 20 год Новой Империи (4132 Год Бивня), горы Демуа

Ишуаль уничтожена. Получены известия об отце. Учение полностью опровергнуто.

Всё это было опытом Познания, стоящим дороже любого другого.

Горный ветер и пронизывал Выжившего насквозь и скользил по его коже. Испещренной порезами. Рассеченной. Покрытой серповидными рубцами и сморщенной. Даже поверх шрамов на ней виднелись новые шрамы. Он мог бы использовать своё тело как карту или шифр, не будь его память столь абсолютной. Каждое безвыходное положение. Каждая жестокая схватка. Испытания были врезаны в саму его плоть наследием тысячи кратчайших путей. Принятых им бесчисленных решений.

Он стал иероглифом, живым указанием на вещи одновременно незримые и глубинные. Не имело значения насколько ярко светит солнце — тьма всё равно клубилась вокруг. Не имели значения дали и расстояния — исходящие слюной твари всё равно обступали его. Не имело значения умиротворенное щебетание птиц, и спокойное безмолвие высоких, поросших сосняком утёсов — кромсающие лезвия по-прежнему свистели в темноте, а где-то неподалёку острия клинков вспарывали воздух.

Разрезы и разрезы и разрезы и снова разрезы, разрезы и разрезы…

Он стал живым текстом. Единственным, что имело значение теперь, когда сгинула Ишуаль…

Выжившим.

Вместе с мальчиком они следовали за стариком и женщиной, вслушиваясь в краткие реплики, которыми обменивались эти двое. Лексические системы ширились. Грамматические конструкции изучались и пересматривались. Они сопоставляли тональности с выражениями лиц и теперь могли извлекать всё больше и больше значений из прежде почти что бессмысленных звуков.

Они поднимались по склонам, следуя петляющим тропам и с трудом продвигаясь в тени вздымающихся до неба скал.

По какой-то случайности, солнце во время их приближения выглянуло из-за горы над линией ледника так, что весь мир, казалось, засиял ослепительным светом. Они взбирались к огромным сверкающим равнинам, словно подвешенным прямо в воздухе и обращенным к ним своими искрящимися гранями.

Визжащие пузырящимся потоком изливались сквозь темноту. Выживший, вздрогнув, моргнул.

Мальчик заметил это.

Разрезы и разрезы и разрезы…

Не смотря на свою очевидную немощь, пара рожденных в миру едва останавливалась, чтобы передохнуть. Они карабкались вверх полные живости, рысцой бежали вместе с неослабевающим ветром — и так споро, что мальчику иногда приходилось напрягать все свои силы. Это было возможно благодаря тому веществу, понял Выживший, наркотику, что они слизывали с кончиков пальцев. Он придавал им дыхания в той же мере в каком обострял их ум и придавал ногам прыти.

Ещё одна загадка…

Обещающая даже больше открытий, чем прочие.

Чернила знания пятнали чистый лист. Пара понимала кем были их спутники, но понимала только в грубом приближении. Их представления

и понятия давали им возможность лишь поверхностно описать дунианские принципы, но ни в коем случае не постичь их суть. Их суждениям недоставало чёткости.

Но каким бы неполным и частичным ни было их понимание, они, тем не менее, полагали, что знают всё, что им нужно знать — и посему почитали что находятся в безопасности или, по крайней мере, в достаточной степени защищены от беженцев из Ишуаль. Они не в большей мере способны были осознать всю сложность обстоятельств, в которых очутились, чем ворона способна научиться читать.

Они поддадутся. Выжившему стоит только сосредоточить своё сознание и они поддадутся — рано или поздно. Безумие женщины лишь доставит некоторые дополнительные сложности. Ненависть и знания старика значат и того меньше.

Он быстро понял, что они поддадутся и уступят, как уступил и поддался его отцу весь этот мир. Они обретались в собственных вселенных — покрытых уродливыми оспинами, залитых грязью и разделенных, раздробленных тьмой и тенями, которых им не дано было даже увидеть. Единство всех вещей и событий, по их мнению, было чем-то укрытым, упрятанным где-то очень глубоко — неким, простершимся на весь мир, подобием ложного единства их собственных душ. То, что они считали собой, по меньшей мере, стояло где-то в сторонке, полагая, что оно лишь принадлежит их душам, свешиваясь с них, словно волосы. Они не понимали как Причина гнездится в Причине, как всё то, что реально — и обыденно — просачивается сквозь особую грань, что бывшее прежде всегда предшествует тому, что последует.

Посему они считали, что именно слова являются единственным способом завоёвывать души. Что они, оградив эти ворота за счет бдительности и намеренного отказа верить речам, смогут свои души обезопасить. Они не могли увидеть вещей, которых увидеть способны не были в принципе, и оставались слепы к тому, что становились в присутствии дунианина лишь шестерёнками громадного механизма. Как осколки льда в теплой воде растают их тайны, исчезнут правила и принципы, что они установили себе и тогда они станут почти неразличимым, непрерывным продолжением целостного.

Они поддадутся.

— Откуда тебе это знать? — спросил мальчик в первую ночь после их исхода. Они встали лагерем на перевале в тени гигантской горы, достаточно высоко, чтобы бросить вызов холоду. Старик и его женщина лежали, свернувшись друг около друга выше по склону, находя, как понимал Выживший, что-то вроде самоуспокоения в том, что расположились над своими спутниками.

— Я знаю, что они суть меньшее, — ответило что-то изнутри него, — А мы большее.

— Но как насчет колдовства? — снова спросил мальчик. — Ты сам говорил, что Поющие меняют всё.

— Это так, — молвила Причина, пребывающая внутри. Будучи мотивом, она была также и следствием, выбранным из дребезжащей какофонии прочих мотивов. Когда этот мотив минул, был выбран другой, чтобы оказаться произнесённым. Одинокий выживший в отгремевшей внутри яростной схватке. Душа была ничем иным как скопищем свирепейших выживших….

— Учение несовершенно.

— Так и откуда тебе тогда знать? — настаивала Причина, пребывающая рядом.

— Оттуда, что Учение достаточно полно, чтобы повелевать плотью этого Мира, — изрек ещё один выживший, — И оттуда, — добавил следующий, — что они поддались моему отцу…