Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Ты чего на меня орёшь, пясси? — опять вскочил со стула и заорал на меня дед Кауко, обозвав глупцом.
— Я — пясси? А как вы уголь собрались возить со Шпицбергена? Кораблями? Через датские проливы? Да он у вас золотым станет! Четыре тысячи миль! Вон карта! Сам посмотри! — ткнул я рукой себе за спину на большую физическую карту Европы которую приобрёл здесь, в Лондоне.
— Ты что? Вообще хёльмё? — не сдавался дед. — Конечно, кораблями! Не на оленях же! Там же вода, море вокруг! Сам посмотри на свою карту!
— А если война? Всё? Угля нет, дохода нет, а все ваши заключённые от голода сдохнут…
—
Мне оставалось только кивнуть, подтверждая выдуманную самим же дедом теорию. Не рассказывать же ему, что тело его внука с двух лет принадлежит попаданцу из другого мира. Мигом удавит. Демон же. А так всё можно свалить на Хиири. Он хоть и нечисть, но своя, родная и полезная.
— Вот же я помпо! — неожиданно обругал сам себя дед. — Как я самого очевидного-то не заметил. Ведь это не Тонтту у нас живёт, а Пяру. Точно, Пяру! Ведь как попёрло-то сразу. И глина и завод кирпичный, и железная дорога. А, главное, люди нужные приезжали. Связи появлялись! Да и придумки твои — это он тебе в голову вкладывал. И не простой Пяру у нас живёт, а самый главный! Может, даже вождь Пяру! Видимо, не зря ты тогда кровь пролил в лесу, куда тебя, несмышлёныша, Тюуне потащила. Видать, тот камень был священный.
«Во деда понесло», — думал я, слушая его бредни. Это же надо — Пяру! Хотя… А почему нет? Ведь Тонтту по всем описаниям — это маленький гном. А вот Пяру является чаще в виде кошки или неопределённого мехового комка. И в виде подобного комка с восемью лапами я своего Хиири и вижу. Но обычные Пяру — это духи-добытчики, которые частенько воруют у соседей припасы, чтобы пополнить кладовки своих хозяев. Но это у нас. А у карелов и вепсов Пяру являлись в виде лягушек и воронов.
— Прости меня, Матти! — неожиданно заголосил дед Кауко и полез обниматься. — Это я, дурак, виноват! Не заметил, не вспомнил! А ведь могло быть всё иначе! — он неожиданно отстранил меня от себя и спросил. — Сколько у нас времени осталось? Ну, до войны?
— Пять, шесть лет, деда.
— И как мне теперь быть, с этим углём треклятым? Может, чего посоветуешь дельного? Ведь не зря он тебя выбрал, — как-то пафосно произнёс дед и зачем-то перекрестился.
— Убеди всех концессионеров, что надо построить железную дорогу до Лиинахамари.
— Это где это такое?
— Вот здесь, — подойдя к карте, ткнул я пальцем в район Печенгского залива.
— Ты серьёзно? Да туда же тысяча вёрст от близлежащей железной дороги. Да к тому же, это не княжество уже, а территория России.
— Не тысячу, деда. Всего пятьсот. До Рованиеми в прошлом году железную дорогу протянули. К тому же, у вас есть бесплатная рабочая сила, — подколол я его. — Вот пусть преступники и строят дорогу. А что касается того, что это не земля княжества, то мы тоже часть Российской империи, если ты это забыл. Ты лучше скажи, зачем мне надо в Париж ехать-то?
— А? В Париж? Да это из-за того перелёта. Президент Франции пригласил Рунеберга и создателя гидроплана, то есть тебя, поучаствовать в выставке летающей техники на автомобильном
— Это что? Я теперь домой на Рождество и на Новый год не попаду?
— Ну, прости внук! — виновато развёл руками дед. — Я для того в Лондон и притащил вместе с сыном и твою мать, чтобы ты хоть повидался с ней.
Глава 6
Глава 6
1 ноября 1908 года Санкт-Петербург, Зимний Дворец.
— Добрый день, ваше величество, — нейтрально поздоровался с Николаем II Константин Константинович Романов, сбитый с толку срочным и безотлагательным вызовом к императору.
— Здравствуй, дядюшка. Проходи, располагайся. Бери стул и садись сюда, ближе к камину. Может, чаю или кофе?
— Нет-нет, спасибо. Что случилось, Ники?
Видя, что с ним общаются вполне добродушно, великий князь Константин Константинович успокоился и, последовав совету племянника, с удобством устроился возле камина.
— Все дело в списке академии наук за твоей подписью, на награждение очередной Пушкинской премией в 1909 году, — Николай II подвинул лист бумаги на край стола, чтобы великий князь смог дотянутся до него, не вставая.
— А что с ним не так? — опять напрягся президент императорской Санкт-Петербургской академии наук. — А! Ты наверное про этого неизвестного, которого выдвинул на соискание Сергей Котляровский? Не думал, что это может вызвать интерес у тебя. Ведь, уже был прецедент в 1899 году, когда присвоили половинную премию неизвестному автору, скрывавшемуся под псевдонимом.
— Под которым оказался Пётр Якубович, на тот момент находившийся в ссылке. Революционер и смутьян. Который и сейчас находится под надзором. И вот теперь снова, в твоём, дядюшка, списке, книга которая находится под запретом несколько лет. В этом году полиция уже конфисковала и сожгла полмиллиона её экземпляров. Даже объявлена награда в семь тысяч рублей за достоверные сведения об авторе, пишущим под псевдонимом Верхоянцев. Видимо, у тебя в академии завелись неблагонадёжные подчинённые, которые не проверив литературу у цензоров, подают её списком тебе на подпись.
— Я всё понял, Ники, — закивал, как китайский болванчик, великий князь. — Это всё Карл Залеман не досмотрел.
— В этом ты сам разберёшься — кто виноват. А вместо этой крамольной сказки, внеси в списки вот эту, — и император выложил перед своим родственником довольно потёртый томик серого цвета.
— Эм Эм Хухта, «Мумми Тролль и все-все-все», — прочитал внук Николая I вслух с обложки. — Это кто и это что?
— Это — очень талантливый молодой человек родом из Финляндии, а это — его сказка, которую очень любят мои дети. Уж лучше пускай он получит премию. Ты меня понял, дядюшка?