Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Хорошо, — согласился я с Миккой, раздумывая, что же такого страшного могло у него произойти, что для этого требуется отдельный разговор. — А чего это ты с пустым баком разъезжаешь?
Пока я путешествовал по заграницам, в нашей губернии появились топливные заправки. Естественно, что они все принадлежали «Хухта-групп». Но по договоренности с дедом на трех таких заправках работали мои пионеры.
— Да вчера нашего доктора возил в Хуттукюлю. Вот и сжёг.
— А запас не брал?
— Батя у меня канистру уволок, да так и не отдал. И в чём мне возить запас? В бутылках?
—
Я на ходу извлёк блокнот и записал «вермахтканистер». Так я точно не забуду про необходимость «изобрести» подобные двадцатилитровые ёмкости. Как выглядит оригинальная немецкая канистра я видел только на картинках, зато постоянно имел дело с нашими, советскими, а затем и российскими.
— Ну вот и приехали, — Микка подрулил прямо к заправочной колонке. — Привет, нам полный бак, фильтрованного, — обратился он к заправщикам.
Но подошедшие к нам парни, заметив меня в машине, никак не прореагировали на слова кузена, а вытянулись по стойке смирно и вскинули руки в пионерском салюте. Пришлось вылазить и салютовать в ответ, а затем и здороваться, так как пионерский отряд Корвенкюлю официально был одним целым с нашим, Яальским отрядом.
— Киви, Тармо. Рад вас видеть, нам полный бак и два горячих сбитня. Он у вас самый лучший на дороге.
Парни нас заверили, что сейчас всё организуют, и мы с Миккой переместились в беседку для посетителей, оборудованную лавками и столом. Спустя минуту белобрысый мальчишка лет десяти с нашивкой младшего пионера на тулупчике, приволок нам две глиняные кружки с горячим и ароматным напитком.
— Спасибо, Хома, — поблагодарил я мелкого, и тот, отсалютовав, унёсся к своим старшим товарищам.
— Как ты их всех по именам запоминаешь? — удивился двоюродный брат.
— Как будто ты не знаешь Киви и Тармо? — удивился в ответ я и сделал осторожный глоток из кружки.
— Не, их-то я знаю. А вот мелкого — нет.
— Как это нет? Это же Хома Няков. Младший из «лысых». Ну, старшая семья родственников нашего телеграфиста Обрама Някова.
— Ага, теперь вспомнил. А чего он в Корвенкюлю делает?
— Переехали они сюда, когда подворье здесь выкупили. Ты со мной о чём-то поговорить хотел. Давай. Говори, — напомнил я ему.
— А? Ну, да. Я это. Ты только не ругайся сильно. Я не буду с тобой поступать в инженерную школу. Я хочу пойти на юридический факультет.
— Фу-ты, ну-ты. А я уж испугался, что ты куда-то серьёзно влип и теперь тебе помощь нужна. Ну, хочешь, поступай. Юристы нашей компании тоже нужны. Будешь учиться и параллельно работать в нашей столичной управе, опыта набираться. А там, глядишь, и всю компанию возглавишь.
— Да я и не против, — улыбнулся мне Микка и отсалютовал кружкой. — Вот только, ещё одно. Я не буду жить в твоём поместье. Хочется попробовать пожить самостоятельно.
— Вообще не вопрос. Давай поселим тебя в квартиру с нашим «летучим голландцем».
— Кха-кха. Пффф. Это
Фоккер был первым кого начал обучать Рунеберг полётам на самолёте. Правда, для этого пришлось применить административный ресурс — то бишь, мою личную просьбу. К данному времени Антон уже один раз совершил небольшой полёт и поэтому его смело можно было обозвать — летучим. Что я и сделал.
— Ему всё равно переводчик нужен будет первое время. С его-то скоростью освоения финского. И ты отдельно от родственников поживешь. С ним. «Летучий голландец» и «космографический пират» — команда отважных покорителей девичьих сердец! — пафосно продекламировал я, вспомнив шуточное прозвище кузена ещё со времён лицея.
— Ха-ха-ха-ха-ха, — зашёлся в смехе Микка.
— Ладно, хватит веселья. Поехали, а то мы так до темноты в Улеаборг не попадём, — похлопал я по плечу ещё хихикающего двоюродного брата и полез из-за стола.
При подъезде к городу с неба начал сыпать снежок. Сначала редко, а затем незаметно превратился в лёгкую метель. Сразу упала видимость, и пришлось включить фары, и постоянно заводить механизм лобовых дворников.
Микка, который обожал подобную погоду, тут же затянул песню на мои стихи «Метель в чужом городе». Я некоторое время молча слушал его пение, а затем подхватил с припева:
А метель бьёт в лицо,
И стучит в чьи-то окна
И в чужие дома
И по стенам чужим.
Так мы и въехали в Улеаборг, на полной скорости, сквозь метель, и во весь свой молодой голос орущие песню.
……
30 апреля 1909 года, Москва, штаб-квартира синдиката «Продуголь».
— Господа, я собрал вас здесь чтобы сообщить пренеприятнейшие известие…
— Николай Степанович, родной, мы уже все устали от твоего юмора, — прервал хозяина кабинета Дмитрий Алексеевич Алчевский, глава Алексеевского горнопромышленного общества.
Николай Степанович Авдаков, глава синдиката «Продуголь», неприязненно посмотрел на сына своего давнего, но, увы, уже покойного друга Алексея Кирилловича Алчевского. Побарабанил пальцами по столу и приняв решение, ответил:
— Дмитрий Алексеевич, если у вас есть какие-то безотлагательные дела, то можете смело нас покинуть. Но как бы вам потом не пришлось пожалеть.
Молодой Алчевский покраснел от гнева. Около минуты пободался взглядом с Авдаковым, но остался за столом.
— Я останусь, — выдавил он из себя и уткнулся в папку с бумагами.
— Хм. Ладно. Как пожелаете, — развёл руками Авдаков. — И тем не менее, повод у нас не очень радостный. Мне пришлось пойти в обход общего собрания пайщиков, чтобы решить возможную, надвигающуюся проблему. Всё началось с жалобы Людвига Людвиговича Элуа, — кивнул Авдаков на управляющего «Русско-донецким обществом каменноугольной и заводской промышленности». — Что в его Макеевке, некие представители компании «Северный уголь» из Финляндского княжества ведут вербовку шахтеров для добычи угля на острове Шпицберген. Я заинтересовался и нанял людей, чтобы узнать про это как можно больше.