Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Это пулемёт, господин полковник. А почему родственники?
— Пулемёт? — от удивления военный застыл на месте, и в него врезался Карл Нюстрём. — Зачем вам пулемёт, молодой человек?
— Это мой новый лёгкий пулемёт под русский патрон. Хочу передать через господина генерал-губернатора нашем императору.
— Понятно. Но, боюсь, что господин Мехелин не сможет вас принять. Он с графом Витте сейчас в Москве. Можете оставить мне, а я передам господину генерал-губернатору.
— И надолго, они в Москве? — нагло поинтересовался я.
— Должны
— Да, господин полковник, будет лучше, если я передам пулемёт сам. И, извините, это не из-за недоверия к вам, просто распоряжение самого Леопольда Мехелина, — нагло соврал я и чтобы сменить тему, поинтересовался. — А вы, выходит, родственник Яна Магнуса Нюберга?
— Сводный, троюродный брат. А вот и наш экипаж, прошу вас.
На этот раз нам выделили классическую карету. В которой мы с удовольствием и разместились. Пока добирались до академии наук мои старшие товарищи радостно общались друг с другом, а я пытался вспомнить как этот полковник Берг оказался моим родственником. Впрочем, припомнив генеалогическое древо Нюбергов, я быстро понял, кто это такой.
Отто Густав Нюберг, губернатор Улеаборгской губернии с 1873 по 1880 год. А заодно и двоюродный брат отца Яна Магнуса, чья дочь вышла замуж за моего старшего брата Кауко. Такое, скажем, родство. Вода на киселе. Да ещё этот полковник, к тому же и бастард. Родился вне брака от женщины из крестьянского клана Рёнккё.
Пока предавался воспоминаниям, не заметил как наш экипаж добрался до пункта назначения. Переться в академию с пулемётом я не решился и оставил его, как и остальной багаж, на попечение неожиданно образовавшегося родственника.
Глава 17
17 глава
Служащий академии наук, прочитав наши пригласительные, провёл нас сначала в гардеробную, где мы избавились от верхней одежды, а затем на второй этаж, в довольно вместительную приемную залу. Где уже находилось несколько мужчин и женщин. И почти со всеми из них Ээро Эркко и Карл Нюстрём оказались знакомы и потащили меня знакомиться. В лицо я узнал только Ивана Бунина и Александра Куприна.
Не успели мы со всеми поздороваться, как появилось двое представительных мужчин в мундирах академии и направились прямиком к нам.
— Будьте любезны ваши пригласительные, господа, — обратился один из них.
И получив испрашиваемое, погрузился в их изучение. Которое, впрочем, не продлилось долго.
— И кто из вас господин Хухта? — спросил мужчина, забравший наши бумаги.
— Это вот этот молодой человек, — представил меня неизвестному чиновнику Ээро Эркко и, в свою очередь, поинтересовался. — А вы, простите, кто?
— Я? Я академик изящной словесности
Мы в недоумении переглянулись и, не сговариваясь, заулыбались.
— Я прекрасно владею русским языком, господин Веселовский, — ответил я этому снобу, и мне нестерпимо захотелось поступить по-детски и показать ему язык, но как-то сдержался.
— Это чудесно. Но я должен был поинтересоваться, так как это большая редкость, когда главную литературную премию империи вручают иностранцу. Да ещё и полну…
— Вашими молитвами моё отечество получило независимость от Российской империи? Надо как можно скорее поставить об этом в известность графа Витте, — грубо перебил я чиновника и, выдернув из его рук наши пригласительные, обратился к своим застывшим сопровождающим. — Наверное, нам лучше вернуться в княжество, господа.
— Прошу простить моего брата. Он очень устал и вымотался, подготавливая эту церемонию, — внезапно выступил вперёд второй чиновник. — Прошу прощения, что не представился. Хотя, Карл Густавович меня знает. Я ординарный академик Алексей Николаевич Веселовский. Честь имею, — и мужчина нам коротко поклонился.
— Мы прекрасно понимаем что такое усталость, Алексей Николаевич, а что такое издевательство над подданными Российской империи. И наше княжество, и живущие в нём подданные, являются частью империи. И подобные инсинуации из уст вашего брата не делают ему чести, — ледяным голосом отчитал чиновников Карл Нюстрём. — Я никак не ожидал от вашего брата подобной выходки. Вы же меня много лет знаете, мы с вами каждый год встречаемся на объединенной коллегии академии наук и академии художеств. И я что, по-вашему, тоже иностранец?
— Я подобного не говорил. Карл Густавович, давайте замнем этот нечаянный инцидент. Право слово, он никому не нужен, ни мне, ни вам, ни вашему младшему товарищу. Тем более, сейчас должен появиться великий князь Константин Константинович, и вот-вот начнётся церемония.
За нашей перепалкой с превеликим удовольствием наблюдали все, находившиеся в зале. А некоторые, видимо, приглашённые журналисты, уже быстро что-то записывали в свои блокноты. Впрочем, пикировка между моим ректором и ординарным профессором продолжения не имела, так как ещё один появившейся чиновник пригласил всех собравшихся в другой зал.
Сама церемония оказалась не такой уж и продолжительной. Сначала небольшой оркестр сыграл гимн империи «Боже, Царя храни», а мужской хор, судя по мундирам из какого-то учебного заведения, спел его. А все приглашённые, в том числе и мы, просто стояли и слушали.
И почти сразу после окончания гимна, началось награждение. Откуда-то появился великий князь Константин Константинович Романов и, зачитав приветственное письмо императора, толкнул короткую речь о литературе и её важности. А закончив её, объявил: