Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Да, Матти. Мы, вот, уже начали даже прикидывать конструкцию, — и он выложил передо мною несколько листов с рисунками разных дирижаблей.
— Нет! За этим точно нет будущего! Это же всё мягкие аэростаты! — возразил я им, просматривая какие-то, прям, детские рисунки.
Подобные аппараты я видел на Парижской выставке, и особого впечатления они на меня не произвели. Надо заканчивать этот детский сад.
—
— Вот, смотрите, — и я быстрыми штрихами накидал рисунок первого советского дирижабля В-1. — Полужёсткая конструкция. Внутри — рама, на которой держатся шпангоуты и стрингеры, — рисовал и объяснял я. — Поверх натягивается наружная оболочка, а внутри располагаются баллонеты, наполняемые гелием.
— Что такое гелий? — перебил меня Андерс.
— Это газ, который имеет почти одинаковую подъёмную силу с водородом, но абсолютно не горюч. То есть безопасен. И, господин Андерс, впредь попрошу вас меня не перебивать, — и видя как мужчина вскинулся, готовый сказать какую-нибудь резкость по поводу моего возраста или опыта, я поспешил добавить. — Несмотря на молодость, я являюсь главным конструктором аэроплана и его двигателя, который выпускает завод, на который вы устроились. Если у вас будут вопросы по поводу меня, то ваш работодатель вам всё объяснит. Вам всё ясно?
Мужчина пошёл пятнами, но промолчал и просто кивнул.
— Ну вот и отлично. Продолжим. Вот здесь, снизу — будет киль, к которому мы и прикрепим гондолу. Гондола у нас будет закрытая, как рубка на корабле, — я взял новый лист бумаги, накидал рисунок гондолы. — Впереди — рубка управления, посередине — пассажирский салон, за ним туалет, кухня и моторный отсек. Два двигателя с толкающими винтами и рулями направления. Рули высоты можно расположить на хвостовом оперении. Вот примерно так я и вижу наш дирижабль.
— Это, это очень интересно, — выдавил из себя Рунеберг. — Но, это же какой размер будет у аппарата?
— Хм, — я почесал карандашом нос и попытался вспомнить объём советского дирижабля. — Примерно две-три тысячи кубических метров. Сорок пять — пятьдесят метров длины. Но эллинг для его создания лучше всего построить в два раза больше.
— Эллинг? Для строительства воздушного судна? Красиво! — пробормотал Роберт Рунеберг.
— Простите, что перебиваю вас, молодой господин, — наконец отмер и Фёдор Андерс. — Но вы упомянули про пассажиров. Вы хотите организовать при помощи дирижабля перевозку людей.
— Да, господин Андерс. Именно. Десять-пятнадцать, а то и двадцать пассажиров. Со скоростью в пятьдесят вёрст за час путешествие из Гельсингфорса в Петербург займёт всего шесть часов. Это намного быстрее, чем на поезде. Да и впечатлений больше. Но это — только мечты. Прежде, нужно всё просчитать, вычертить и продумать. Вы мне лучше скажите. Я помню, что вы приезжали с сыновьями. А где они сейчас? Ваша семья к вам приедет? Мне надо искать вам жильё?
— Вот ради этого, Матти, я и хотел с тобой поговорить, — опомнился директор авиационного завода. — Дети Фёдора Андерса уехали улаживать свой переезд и за своей матерью. Но им нужно где-то жить. Наш инженерный дом уже полностью
— Есть. Но на территории рабочего посёлка автомобильного завода. Раз у вас, господин Андерс, семья большая, то предоставлю вам четырёхкомнатную квартиру. Поедемте со мной, я её вам сразу покажу и ключи отдам.
— Может, немного позже, Матти? — попытался мне возразить старший Рунеберг. — Вечером?
— Нет. Позже не получиться. Завтра я отбываю в Гельсингфорс на учёбу, и мне надо многое успеть сделать, а ваш подчиненный останется без жилья. Да и верну я вам вашего мастера через полчаса, я же на автомобиле. Пойдёмте, господин Андерс, — кивнул я на выход и направился туда сам.
Ну вот и появился повод отомстить деду Кауко за подставу со строителями. Когда строился дом, одну квартиру дедуля попросил оставить за ним. Уж не знаю, что он планировал с ней делать? Может, любовницу хотел поселить. Как он это себе представлял в окружении семей инженеров и мастеровых — я не понимаю. Информация мигом бы разошлась и дошла до бабы Ютты, а та ему быстренько бы фингалов наставила. А может, просто кому-то пообещал жилье. Но всё, поезд ушёл. И я непроизвольно захихикал, чем, наверное, перепугал нашего дирижаблестроителя.
Глава 16
Глава 16
Трамп-пам-пам-бум — вновь заиграл оркестр. Гав-гав-гав — зашлась в перепуганном лае забредшая на вокзал собака. Муууу — донеслось многоголосье возвращавшегося в город стада. Вуууууу — тонко и противно загудел паровоз. Ураааа — донесся хор детских голосов до дверей моего вагона. И наш поезд тронулся. «Матти, сыночек» — последнее что я услышал, прежде чем дед Кауко оттащил меня вглубь тамбура, давая ошалевшему от происходящего проводнику закрыть двери.
А всё началось с желания мамы и отца поехать в Улеаборг и проводить меня, отъезжающего на учёбу в Гельсингфорс. К маме неожиданно присоединилась бабуля, которая решила проводить и деда Кауко, собравшегося по делам в Таммерфорс. Не осталась в стороне и моя сестра Анья, которая позвала с собой братца Эсу. Мелкие братцы Петер и Лукас тоже изъявили желание меня проводить, и когда матушка дала им на это добро, они радостно помчались делиться новостью с друзьями-пионерами.
Узнав о моём отъезде, Ялмар Стрёмберг решил тоже съездить. И позвал с собой за компанию наших старших пионеров. Но желающих оказалось больше, и тогда, с подачи Элли Кауры, яалские пионеры решили организовать мне торжественные проводы. Быстро составили план и, прихватив школьный оркестр, отправились на вечернем поезде в Улеаборг.
Когда вызванная пролётка привезла ничего не подозревающего меня на вокзал, там уже творился настоящий бедлам. Играл оркестр и толпились люди.
— Что это такое у нас происходит? — поинтересовался я у извозчика.
— Говорят, что король шведский сбежал из-за революции из Стокгольма и приезжает к нам. Вот и встречают его, — как-то не очень уверенно проинформировал он меня.
— Нет, то не шведский король. А наш царь приезжает. Хочет ещё раз на самолёте полетать, — встрял в наш разговор носильщик, который со своей тележкой поспешил к нашей пролётке. — Вон и флаги детишки принесли. И наш новый начальник станции бегает как вошь от скипидара. Тьфу, глаза мои его бы не видели. Беспокойный он. И злой. При вашем-то родиче, господин Хухта, на вокзале всегда порядок был, — опознал мужик меня влёт.