Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Я. Я не знаю, мой диктатор, — растерялась девушка. — Я не думала на эту тему.
— А кстати, почему нет мужского праздника? — выкрикнул кто-то с задних рядов.
— Наверное, чтобы как раз и не было неравенства, — предположил я и спросил, — А вы как думаете, почему?
И наше собрание сразу превратилось в бардак. Всем сразу захотелось высказаться. И я не стал противиться этому, только с помощью командира столичного отряда Олави Киннуена упорядочил желающих выступить и сказать своё мнение.
В итоге, все пришли к выводу, что вводить празднование по половому признаку — это прямой путь к бесконечным конфронтациям и недопониманиям. И уже в самом конце собрания, когда попутно порешали
— Олави, там какой-то мелкий, хочет задать вопрос, — обратил я внимание руководителя столичными пионерами на мальчишку с поднятой рукой.
— Тойво, что ты хотел? Если что-то важное, то выходи сюда, — махнул рукой младшему пионеру Олави Киннуен.
И тот не заставил себя ждать.
— Мой диктатор, я это, — мальчишка стушевался и покраснел после обращения ко мне, но нашел в себе силы продолжить. — Я хотел спросить. А почему мы не празднуем день создания пионерских отрядов?
— День пионерии? Хороший вопрос. Молодец, что поднял его. Как тебя звать полностью? Тойво, кто?
— Тойво Антикайнен, мой диктатор, — пропищал мелкий и ещё больше покраснел.
— Вот, дамы и господа! — развернул я ребёнка лицом к залу. — Мы здесь с вами спорим про мужские и женские праздники, а про себя и забыли. Предлагаю объявить Днём пионерии приближающийся 1 мая. Совместим наш праздник и День Ваппу (праздник весеннего сева)! Кто за — прошу поднять руки!
Естественно, что подняли руки вверх все и тут же, забыв про вопрос Пяйви Пуумалатар, стали обсуждать, как праздновать только что придуманный День пионерии.
— Молодец, боец, — потрепал я по соломенного цвета волосам всё ещё смущенного Тойво Антикайнена. — Держи в награду за свою отличную идею. — И я, сняв со своего запястья наручные часы, протянул их мальчишке. — Так держать, Тойво!
— Надо про наш пионерский праздник написать в «Пионерской правде», — подкинул идею сидевший в президиуме командир боевого отряда Артур Усениус. — Чтобы все пионеры, во всём княжестве узнали про это.
— Обязательно, Артур, — пообещал я ему. — Я этим сегодня же и займусь.
Кроме написания информационной статьи в нашу газету, я также не удержался от написания критической статьи в «Финскую правду», в которой порассуждал о равенстве полов и предложил в пику женским требованиям ввести на территории княжества вместе с международным женским днём ещё и международный мужской день.
Мою статью тут же перепечатали многие местные издания, и это, как не удивительно, на время снизило накал в обществе, который успели создать финские женские организации. Суфражистки притихли и больше не маршировали по улицам Гельсингфорса со своими безумными требованиями. Да и в парламенте Текла Хултин отозвала свой законопроект о женском празднике. И все, как и я, посчитали, что на этом всё и закончится.
Единственной, кто попытался мне возразить, была Мийна Силланпяя, депутат от Тавастландского уезда Тавастгусской губернии и лидер «Международного альянса женщин». Её статья в «Ежедневной газете», в которой она призывала меня быть скромнее и не лезть во взрослые дела, скорее навредили отношению общества к женским требованиям, чем помогли. В мою защиту неожиданно высказался Аксель Лилль, один из лидеров шведской народной партии и главный редактор газеты «Викинг», проведя целое журналистское расследование:
«Матти Хухта, несмотря на свой
И именно эта небольшая статья, вышедшая на передовице главного рупора шведской общины, как мне казалось, поставила точку в моём неожиданном противостоянии с женскими организациями княжества. Но расслабился я, видимо, рано.
Во второй половине марта мне опять пришлось прогуливать занятия в университете. И всё из-за того, что меня неожиданно пригласили на совещание по подготовке к зимним олимпийским играм. И отвертеться я никак не мог, так как приглашение исходило от секретаря нашего генерал-губернатора.
Но зачем я там понадобился, так и не узнал. Возле парадного входа в здание Сената, мне неожиданно встретилась Мийна Силланпяя. И я как вежливый человек потянулся правой рукой к котелку, чтобы поприветствовать женщину, приподняв его. И это действие явно спасло мне жизнь.
Раздался выстрел, я почувствовал боль в руке и автоматически, как и делал это на многочисленных тренировках с моими пионерами, моментально присел. Так что, второй выстрел меня не задел. После чего, заскочил за гранитную тумбу с фонарём, мысленно проклиная себя за то, что оставил свой пистолет в автомобиле. Впрочем, раненой рукой я его всё равно не смог бы достать. Третья и последующие пули, выбивая гранитную крошку с противным визгом рикошетили во все стороны. Где-то за моей спиной зазвенело разбитое стекло. После шестого выстрела, я выглянул из-за своего укрытия и увидел, как Мийна Силланпяя, отбросив в сторону разрядившийся револьвер, тянет из своего ридикюля ещё один. И не дожидаясь пока она это сделает, подхватил левой рукой булыжник старой мостовой из кучи ему подобных, радуясь безалаберности хозяйственного департамента Сената, и запустил камень прямо в голову женщине.
Тренировки деда Кауко, когда он заставлял меня метать топор и ножи с обеих рук, не прошли даром, и камень угодил точно в лоб этой террористке. И пока она падала, я рванул вперёд, чтобы завладеть её оружием, поскользнулся и, приложившись о гранитный угол тумбы раненым плечом, потерял сознание.
……
— Да. Пренеприятнейшая ситуация, — кивнул Леопольд Мехелин, когда ему доложили о случившемся с Матти Хухтой. — Господин Боргенстрем, обязательно проследите, чтобы было проведено максимально тщательное расследование этого преступления.