Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— О! Вижу не обманули меня! Ты, и вправду, пришёл в себя, — зарокотал барон и тяжко опустился на скрипнувший под его весом стул. — Ну, ты нас парень и напугал всех. Мы же после совещания по олимпиаде всем правительством тебя навещали. Нам что сказали? Что у тебя несерьёзная рана. А пришли — а ты без сознания. И доктора говорят, что никаких гарантий дать не можем. Генерал-губернатор очень сильно расстроился. И просил меня ежедневно справляться о твоём здоровье, — барон без спроса ухватил с прикроватного столика бутылку сельтерской «Валио» и, сломав сургучовую пробку, присосался к ней. — Фух, хорошая вода. Ты тоже пей. Это
— Ваше высокопревосходительство. Вы, видимо ошиблись. Вы же мне временно рустмастера (каптенармус) присвоили, когда я у вас в департаменте работал.
— Я тебя перевёл в личные порученцы. А это — фенрик (прапорщик), не меньше. Я уже твоё новое звание и должность и по бумагам провёл в департаменте. Так что, не сомневайся, а выздоравливай. Да, флаг ты хороший придумал. Всем понравился, — заявил он непонятно о каком флаге и, тяжело поднявшись со стула, пошёл на выход.
Минут через десять после ухода военного вернулась и матушка с профессором фон Колланом и доктором Ярвиненом, который и ввёл мне в ягодицу свой новый препарат. Я хотел поговорить об этом лекарстве, но не успел. Сначала меня осмотрел фон Коллан, а затем глаза стали слипаться, и я просто уснул.
……
За три недели моего пребывания в госпитале меня успела посетить масса народа. Несколько сенаторов, представители из парламента, пионеры, журналисты и моя многочисленная родня. И все тащили какие-нибудь подарки и гостинцы. Начиная от простых цветов и заканчивая тортами, бутылками вина и шампанского. Пионерский цветочный ларёк, расположенный на трамвайной остановке недалеко от госпиталя и напротив парка, наверное сделал на моих посетителях годовую выручку.
Торты и цветы дарились медицинскому персоналу, а вино и шампанское бережливая матушка отправляла с моим старшим братом Кауко к нам, в столичную усадьбу.
Но первым, если не считать внезапный и какой-то странный приход генерала Рамзая, меня навестил глава столичной полиции Кнут Густав Боргенстрем. Который подробно расспросил о происшествии и, заодно, поделился новостями о стрелявшей в меня Мийны Силланпяя. Хотя эти новости никакими новостями и не были. Мне почти все подробности поведала матушка и даже повозмущалась на ряд статей в зарубежной прессе в защиту этой террористки.
— Задержали мы её сразу. Ты её мастерски оглушил. Моим подчиненным только и оставалась что скрутить ей руки и изъять оружие. Она уже дала признательные показания и раскаялась в содеянном. Но раскаяние мало чем ей поможет. Скорее всего, суд приговорит её к бессрочной каторге.
— И её отправят в Россию?
— Да. Мы преступников с подобными приговорами отправляем в Петербург. А что?
— Да просто знаю, как с этих каторг бегут заключённые, особенно политические. Сам, парочку подобных задерживал. А её, если судить по статье Розы Люксембург в «Датском женском вестнике», и выставляют как борца с режимом. Вы её лучше оставьте в Гельсингфорской цитадели, как пациентку для лаборатории Фердинанда фон Вальберга. Толку больше будет.
— Ха-ха-ха! — во весь голос расхохотался главный полицейский. — Ха. Хочешь её всё-таки уничтожить? Твои доктора уже несколько смертничков политических на тот свет отправили.
Ясность со словами барона Рамзая про придуманный мной флаг внёс посетивший меня Ээро Эркко. Он-то и поведал про подробности заседания олимпийской комиссии и выборе флага.
— Дядя Ээро, а можно я вам надиктую благодарственную статью? А то мне пришла масса писем и телеграмм, а ответить, я смогу нескоро, — и я скосил взгляд на свою правую руку, которая покоилась в жёстком лубке. — Опубликуете в своей «Финской правде»?
— Это мой Юхо виноват. Это он придумал в вашей «Пионерской правде» печатать о состоянии твоего здоровья. А остальные газеты княжества стали эти бюллетени перепечатывать. То, что у тебя — это то, что напрямую в госпиталь приходило. А в нашей редакции уже два мешка писем скопилось. Так что, давай, диктуй, напечатаю, — легко согласился мужчина и, достав блокнот, начал записывать давно мной уже составленный в уме текст.
Конечно, можно было ответить и позже, когда рука заживёт и к пальцам вернётся достаточная подвижность. Но почти в половине посланий, как и говорила матушка, обнаружились деньги. Присланные людьми от чистого сердца на моё лечение. А на подобные послания, ответы лучше всего давать сразу, чтобы чего лишнего себе не додумали.
Всего набралось почти восемь с половиной тысяч марок разными купюрами. Такая толстенькая пачка получилась. И, наверное, деньги есть и в письмах, присланных в редакцию. О чём я и предупредил Ээро Эркко и, попросил собрать их.
Ну и, разбираясь с присланной корреспонденцией, я ненароком выложил на всеобщее обозрение те самые злополучные купоны на скидки при посещении публичного дома 'Филадельфия’в районе Пунавуори, на которые и наткнулся дед Кауко.
Самыми последними посетителями перед моей выпиской стала странная компания, состоявшая из сотрудников моей медицинской лаборатории: Фердинанда Вальберга, Пола Ярвинена и главного врача Хирургического госпиталя Фредерика фон Коллана, вместе с юристом Эдвардом Гюллингом.
Хотя и нетрудно было догадаться о цели их визита. Явно фон Коллан хочет заполучить прокаин и новое лекарство Ярвинена, с помощью которого меня поставили на ноги. А мои медики, заинструктированные дедом Кауко и мной, в последнее время стараются дуть на воду в плане некоммерческого использования материалов лаборатории. Для этого и Гюллинга, видимо, притащили с собой.
Всё так и оказалось, как я предполагал. За одним небольшим исключением — что фон Коллан предложил пустующий цокольный этаж клиники для производства лекарств.
— Уж простите меня, господин профессор, — я кивнул своему лечащему врачу. — Но это не очень хорошая идея. Здание хирургической клиники входит в комплекс императорского университета и принадлежит ему. В итоге, после начала выпуска новых препаратов руководство университета может потребовать своей доли. А нам это не выгодно, — и с укором посмотрел на Фердинанда фон Вальберга. — Если вам не хватает места для развёртывания производства, то для этого можно было обратиться в управление Хухта-Групп или напрямую ко мне, моему деду или вот, например, к господину Гюллингу. В нашу последнюю встречу, вы, господин Вальберг, не жаловались на нехватку помещений. Что же произошло?