Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Конечно, господин генерал-губернатор. Обязательно возьму это дело на личный контроль, — привстав со своего места, доложил директор столичного полицейского департамента Кнут Боргенстрем. — Разрешите покинуть совещание, для присутствия на месте преступления.
— Ступайте, господин Боргенстрем, — кивнул ему Леопольд Мехелин. — Благо, вам идти далеко не надо. Всё произошло под нашими окнами.
— А каково состояние Матти? Что вам телефонировали? — поинтересовался генерал Рамзай, дождавшись когда полицейский чин покинет кабинет.
— Ранение средней тяжести. Мальчика доставили
Тут же с разных мест и от разных людей посыпались согласия присоединиться к визиту генерал-губернатора в больницу.
— Отлично. Но сейчас нам всё равно придётся вернуться к теме проведения зимних олимпийских игр в декабре. Итак. Первое. На открытие игр ожидается приезд трёх монархов. Нашего императора, шведского короля Густава V и короля Великобритании Эдуарда VII.
— Я так понимаю, что придуманную Матти церемонию открытия игр, в Петербурге утвердили? — спросил с места Ээро Эркко
— Да, молодой Эркко, утвердили. Николаю II очень понравился символизм передачи олимпийского огня от одного монарха к другому.
— Лео, дружище, а можно подробнее про эту церемонию, — на правах лучшего друга, панибратски обратился к генерал-губернатору ректор императорского Александровского университета и сенатор Эдвард Иммануил Хьельт.
— Красивая церемония. Барон де Кубертен зажигает факел от солнечного света если будет солнечная погода или от кремня и кресала, доставленных из Греции. После чего передаёт факел британскому атлету, а тот — своему монарху. Король Эдуард вручает горящий факел императору Николаю II. И тот поджигает большой факел, который сейчас строят на стадионе. После чего передаёт факел королю Густаву, как хозяину будущей летней олимпиады.
— Действительно красиво, — согласился с услышанным и барон Рамзай. — А в большом факеле что гореть будет? Это безопасно? Не взорвется чего?
— Эти вопросы к Ээро Эркко. Он у нас отвечает за строительство стадиона. Что там Эркко? Как строительство идёт? — переадресовал вопрос барона Леопольд Мехелин.
— Пока что всё идёт по плану. Газовый завод строит «Хухта групп». От него к большому факелу будет проведён подземный газопровод, — отчитался глава олимпийского комитета.
— Газ? Но он же взрывоопасен! — гнул свою линию генерал Рамзай. — Разве нельзя придумать что-то безопасней?
— Ваше высокопревосходительство, прежде чем церемония состоится, мы проведём множество проверок, испытаний и репетиций. Накладок быть не должно. Господин генерал-губернатор в курсе этого плана. Основная идея — это непрерывно, и днем, и ночью горящий факел на протяжении всех игр.
— А как наша церковь на это отреагировала? — неожиданно поинтересовался вице-адмирал Андерс Вирениус, назначенный недавно директором департамента внутренних дел.
— Епископ Гельсингфорского
— И что с того, что факел зажгут именно 13 декабря? — не понял вице-адмирал.
— Это день святой Люсии, — попытался кратко объяснить Ээро Эркко, но видя в глазах адмирала непонимание, продолжил, — Мученица из Сиракуз, которая с факелом поднялась на потухший маяк и подавала сигналы морякам. За это нечистая сила лишила её зрения, но она упорно продолжала стоять на маяке, чем спасла немало христианских жизней. Вам, как моряку и лютеранину, должно быть об этом известно.
— Да-да-да, что-то такое припоминаю — пробормотал Вирениус.
— И, Эркко, выберите для нашей команды знаменосца. Я бы предпочёл чтобы им стал Матти Хухта. Но нельзя быть уверенным насколько серьёзно его ранение и не скажется ли это на его физических возможностях.
— Знаменосца? — растерялся Ээро Эркко. — А зачем нам знаменосец, наша команда же должна идти в одной колоне с русскими атлетами. Или я чего-то не знаю?
— О! Прошу прощения, господа. Забыл вас уведомить, что Николай II имеет желание даровать нашей олимпийской команде собственное знамя. Но флаг Топелиуса, наш синий крест на белом поле, он категорически не хочет видеть. Так что нам придётся ещё и выбрать подходящий флаг.
— А крест Святого Николая, как на наших орденах, не подойдёт? — тут же, быстрее остальных внёс своё предложение Георг Рамзай.
— Хорошее предложение, барон, — согласился с ним генерал-губернатор. — Сделайте эскиз и пришлите мне. Ещё какие-нибудь варианты будут, господа?
— У меня есть один вариант, — Ээро Эркко поднял руку как ученик в школе. — Идя на это совещания и зная, что тут будет Матти Хухта, я прихватил его старые эскизы которые не вошли в глоссарий первого издания «Между мирами». Я надеялся, — и Эркко покосился на пустующий рядом с ним стул. — Что…
— Да не расстраивайся ты так, молодой Эррко. Всё с нашим Матти будет в полном порядке, — перебил журналиста Леопольд Мехелин. — И не тяни, говори коротко и ясно, а то мы здесь до вечера прозаседаем. А нам ещё к юному Хухте в больницу надо.
— Да я не тяну, ваше высокопревосходительство. Просто, когда Матти готовил иллюстрации для первого издания своей книги, я забраковал одну из них. На ней был изображён наш, финляндский, пароход-госпиталь с очень странным флагом. Я попросил Матти, увеличить этот флаг. И вот что он мне нарисовал, — мужчина достал из папки лист бумаги протянул его, сидевшему напротив, главе военно-пограничного департамента барону Рамзаю.
Тот, поразглядывав рисунок пару мгновений, передал его дальше, сенатору Карлу Лангофу и произнёс:
— Я отзываю своё предложение о кресте Святого Николая. Этот рисунок флага, если его утвердит наш монарх, подходит куда больше.
Когда изображение наконец добралось до Леопольда Мехелина, тот сразу понял, что имел ввиду старый генерал.
— Да барон, вы правы. Если, конечно, он понравиться нашему императору. И как Матти только додумался вписать флаг Топелиуса в российский триколор?