Великий диктатор. Книга третья

Alex Berest

Глава 21

Глава 21

— Это что такое? — тряс дед Кауко пачкой скидочных купонов в публичный дом. — Ты же мне обещал. Я же тебя просил. Тебе, что? Своё здоровье не дорого?

Я мог, конечно, свалить всё на случай. Типа, мол, прислали. Вон, у меня две тумбочки прикроватные забиты письмами, телеграммами, открытками с пожеланиями и купонами различных магазинов и лавок. Но я не стал. Тем

более, что он мне ничего не сделает. Он даже громко боится разговаривать у меня в палате. А оправдываться? А зачем оно мне надо? Я его просил несколько раз найти мне содержанку, после возвращения из Франции, но он мою просьбу пропустил мимо ушей. Рано или поздно он бы всё равно узнал, что я посещаю дом терпимости. Так что вовремя он нашёл эти купоны.

Мода на купоны после Казанской международной выставки захлестнула всю империю. Их печатали все кому не лень и на абсолютно разные товары. И публичные дома в том числе.

— Ты тоже мне обещал три раза, что найдёшь содержанку здесь, в Гельсингфорсе. Но ты, как обычно, про мои просьбы забыл. И я не вижу ничего плохого в посещении подобного заведения. Ты в моём возрасте, как ты сам мне рассказывал, не брезговал портовыми девками во время обитания в Датской Вест-Индии. Но я же лицо публичное, так что мой выбор был очевиден, — попытался я всё свести к шутке. — А для безопасности я, мало того что пользуюсь американскими презервативами, так ещё и посещаю публичный дом только по вторникам.

— Почему по вторникам? — не на шутку удивился старик.

— Потому что по понедельникам у работниц этих заведений обязательный медицинский осмотр.

— Да? Не знал. Ну, ладно. Что с тобой поделаешь?

— Деда, ты мне лучше расскажи как вы с «Виккерс» договорились? Самолёт продали? И что с этого поимели? Шмайссер и Расмуссен получили что хотели?

— Продали две лицензии на самолёты. На гидроплан и на колёсный. И договорились о роялти за каждую проданную единицу. Или роялти за использование запатентованных узлов на самолётах их собственных конструкций. И Шмайссер смог договориться с Максимом. Правда, они обменялись ограниченными лицензиями. Мы им сигнальный пистолет Бьярнова, они нам лицензию на две тысячи изделий в год с отдачей ствола с коротким ходом. Англичанин, кстати, заинтересовался твоим ручным пулемётом. Этот Максим хваткий такой старикан и пронырливый. На англичанина и не похож совершенно.

— А он и не англичанин, — вспомнил я биографию отца пулемёта, почерпнутую ещё в первом мире из интернета. — Он родился в США, в семье выходцев из Франции. Да и младше он тебя на десять лет.

— То-то я смотрю, что хватка у него как у янки, — закивал дедуля, проигнорировав мои слова о возрасте.

— А он янки чистокровный и есть. Он же родом из Новой Англии. Его выдавил из США Эдисон после проигранных судебных тяжб на электрическую лампу. А в Европе он смог развернуться. Ладно, бог с ним, с Максимом. А что по поводу двигателя и станкостроительного завода решили?

— Ничего не решили. Вернее, решили, но не с англичанами. Твой Расмуссен двигатель где-то в другом месте нашёл. Сам у него спросишь. Я в этой вашей машинерии не очень соображаю, — решил прикинуться валенком (huopatossu) дед Кауко. — А станкостроительный завод мы в Швеции купили. У Свена Вингквиста. Теперь думаем как вывезти оборудование к нам.

— Подожди, подожди. Свен Вингквист? Вы что, купили SKF (Svenska Kullagerfabriken)? Завод шарикоподшипников? А лицензии на подшипники?

— Всё взяли. Одним пакетом. Надоело нам на стороне эти шарики покупать. Они же, кроме этих шариков, ещё и станки металлообрабатывающие строили. И оборудование у них новое, английское. Да и потратили немного. У Вингквиста

ещё один завод в Англии остался, вот он и решил туда перебраться. Слушай, Матти. Я у тебя половину этих купонов заберу. Хорошо? — неожиданно сменил тему дед Кауко и как-то стеснительно отвёл взгляд в сторону.

— Пф, — фыркнул я и чуть было не рассмеялся, но вместо смеха, скривился от боли, так как неудачно дёрнулся, и правую руку прострелила волна боли.

……

Рана, заживала плохо. Сказалось то, что восьмимиллиметровая пуля, пройдя сквозь рукава плотных шерстяных изделий — пальто и пиджака, и войдя в руку, изменила траекторию движения. И, заодно, забила весь раневой канал частицами одежды. Так что резали и чистили мне плечо долго.

Впрочем, усыплённый хлороформом, я этого не видел и не чувствовал. Но вот проснувшись и немного отойдя от действия наркоза, я в полной мере ощутил последствия. Оперировавший меня Фредерик фон Коллан, который был самым младшим братом знаменитого финляндского хирурга Александра фон Коллана, предложил в качестве обезболивания кокаин. На что я ответил отказом и слабым, хриплым голосом попросил:

— Позвоните Фердинанду Вальбергу. Пусть привезёт прокаин, — и обессилив, вновь закрыл глаза.

Лицензию на производство прокаина мы приобрели совсем недавно и лично у Альфреда Эйнхорна. Нам повезло, что германскую компанию «Хёхст» не устроило название препарата, придуманное изобретателем, и они перерегистрировали прокаин в новокаин (новый кокаин). А старый патент так и остался на руках у немецкого химика.

Фон Вальберг примчался буквально через полчаса и самолично обколол мне место ранения, после чего я смог снова уснуть.

А на утро поднялась температура и меня залихорадило. И подобное состояние держалось подряд несколько дней. Я то всплывал из каких-то глубин сознания и чувствовал себя превосходно, то снова уплывал в небытие. Так продолжалось до тех пор, пока Пол Ярвинен не убедил фон Вальберга и фон Коллана использовать на мне своё новое лекарство. И оно подействовало.

Уже на следующий день после инъекции у меня полностью исчезла температура, прояснилось сознание, а главное, впервые за несколько дней — появился аппетит. И я с удивлением обнаружил рядом с собой матушку. Которая, как оказалось, примчалась на следующий день после моего ранения и всё это время была рядом со мной. Обтирала, подмывала, пыталась кормить и не подпускала к моей тушке никого из медицинских сестёр. Всё сама, всё сама. Оттого и выглядела осунувшейся и постаревшей.

— Мам, ты бы пошла, отдохнула, — первое что произнёс я, после того как был ею напоен подслащённой водой.

— Ну уж нет. Вот на ноги тебя поставлю, тогда и отдохну. Да мне и так тут комнатку выделили для сна. Так что не волнуйся, сынок. Ой, я же самое главное тебе не рассказала. Царь и царица телеграмму тебе прислали. С пожеланиями выздоровления. Я потом тебе её покажу. Я её прибрала от греха подальше.

Ну да, ну да. Маман — она такая. Всё, что касается сношения нашей семьи с Романовыми — это только через неё. Кроме царского послания мне пришло ещё несколько сотен других писем и телеграмм со всего княжества и от разных людей.

— Ты, когда окрепнешь, перебери их. Потому, что я сунулась в одно, а там деньги. Так что, ты лучше сам. А то ещё чего подумаешь.

— Да что я могу такого подумать? Кха-кха-кха, — попытался я возмутиться и закашлялся.

— Ты лучше пока помолчи, Матти. Доктор Коллан говорил, что тебе надо сил набраться. Давай, я сейчас тебя напою и пойду поищу профессора.

Но минут через двадцать, когда я уже устал ждать, вместо Фредерика фон Коллана в мою палату неожиданно вошёл генерал Рамзай. В шинели и с мохнатой папахой в руках.