Вельруф
Шрифт:
— И на кого ты тут охотишься? — с сарказмом поинтересовался Торус.
— На троллей, — широко улыбнулся я, демонстрируя как бы извлечённую из сумы скрутку.
— Ик, — сказал Торус.
— Ик-ик, — бэк-вокалом поддержали начальство стражи.
Чёрный властелин аж стал смахивать на мулата, так побледнел, бедолага.
— Один? — с некоторым опасением, но и сомнением уточнил он.
— Тролль — пока один, — ответил я. — Шкура большая, тащить лениво. А так есть ещё несколько. Мои тролли! — алчно заявил я.
— Да мы… как бы… не претендуем, в общем, — задумчиво выдал Торус.
Ну, “как бы”, убийство тролля в одно рыло —
— Кстати, — вдруг вскинулся Торус. — А ты призрака Марвина случайно не видел?
— Ну так-то знаком, но уже неделю не видел. А что? — естественно, заинтересовался я, оценив некоторую иронию вопрос: “призрак Безымянного” был довольно мрачной шуткой, да и не совсем шуткой, учитывая случившееся с ним.
— Не видел — и ничего, — бросил Торус, потопав вперёд и жестом зовя караван за собой.
Я, естественно, караван пропустил и потопал дальше. При всех прочих мне с этим караваном повезло: зверьё они надёжно распугали. А у меня появилась возможность подумать, что это про Безымянного аж сам Торус интересуется.
Ничего, впрочем, толкового не надумал. В принципе, если спрашивают “не видел ли” — то парня нет в Старом. Ну его и когда я в Болотный направлялся, тоже не было. Небось, загулял Избранный, хмыкнул я, отложив вопрос до прибытия в лагерь.
На полпути увидел в отдалении стаю падальщиков, на которых нацелился: продуктовая, чтоб её, повинность. А живность караван распугал чертовски качественно.
Впрочем, много времени это не займёт, а пожрать снаффовой стряпни я не против, не говоря о том, что ещё с собой таскаю запасец в пространственном кармане. В общем, направился я к птичкам, с целью раскулачить их на окорочка…
И там же чуть не получил по надутому рылу… То есть с падальщиками справился, без проблем. Семь туш, пара минут. И только было начал разделывать, как слышу — цокот и топот, неприятный такой. Вскинулся, и тут же пришлось падать-перекатываться: на меня летела здоровенная, зубастая и злостная пасть, причём не одна!
Снепперы, тиранозаврообразные твари. Вроде не слишком опасные… Да конечно! Нет, на одно снеппера я бы плюнул. И на пару. Но они, сволочи, стайные! И как выяснилось, мало того что быстрые, так ещё умнее тех же падальщиков.
В общем, пяток разогнанных ящеров пролетели мимо меня на весьма приличной скорости, начав закладывать дугу для повторной атаки. Росту — метр-метр двадцать в холке, длиной — метра два с мелочью, с хвостом. Вот только башка — сантиметров сорок. И большая часть этой башки — злостная пасть! Неприятные твари, впрочем — не критично, думал я, как услышал цокот… сзади. Ещё снепперы, то ли в засаде сидели, то ли не успевали. Но это уже не смешно: кирасу они, положим, не прокусят. Но у меня куча мест, которые не слишком защищены от атаки “на сжатие”. А с учётом того, что у этих ящеров замещает должность пасти… Неприятно. И быстрые. Магия, решил я.
И начал буквально танцевать, отмахиваясь шестопёром, пыхая молниями магии, ну и объективно критикуя сволочных тварей. И справился, хотя даже подустал: беготня и махание шестопёром в сочетании с тратой магии реально утомили. Так ещё и шкуру пришлось снимать с четырёх, у которых она была целой. Оставить мне не позволял хомяк, несмотря на все прочие равные до сих пор напоминавший мне о пролюбленной шкуре мракориса.
В итоге в Старый завалился уже почти ночью, в
А вот на рассвете меня разбудил стук. Спросонья я чуть не пальнул из взведённого самострела, но потом решил, что не стоит. Раз стучится — то может быть приличным человеком.
— Вельруф, есть разговор, — раздался голос стукачка, оказавшегося Диего.
— Заходи, Диего. Привет тебе, — отозвался я.
— И тебе привет, — зашёл идальго, взял протянутую волчью шкуру, кивком поблагодарил и уселся на неё. — Скажи, ты не видел Марвина в последнии дни?
— А что с ним случилось? Пропал, что ли? — ну не то, чтобы забеспокоился, но точно заинтересовался я.
— Скорее сбежал, — не очень громко, с кривой ухмылкой, сообщил Диего.
— За Барьер? — немного окосел я.
Ну единственное, что пришло в голову. А с учётом избранности и прочих качеств… Ну скажем так, я подобный расклад находил возможным. Хотя и не слишком приятным.
Диего на мой вопрос тоже окосел в умеренной форме, помотал головой.
— Барьер непроходим, Вельруф. Хотя сотворил этот мальчишка вещь… Примерно такую же по глупости. И лучше бы он с разбегу врезался в барьер. Слушай… — начал рассказ Диего, правильно сынтерпретировав мою мимику и жесты.
А я слушал… И желание поржать было. Но не слишком весело поржать: ситуация выходила скорее грустная, уж в перспективе уж точно.
Итак, Избранный всего Миненталя, Безымянный, наречённый мной Марвином… Спёр девку у баронов! Спёр, сбежал с ней из лагеря и сейчас хрен знает где! Вроде бы — ту самую Велаю, по крайней мере, судя по всему мне известному, выходит так.
Вообще, проконсультировавшись и подумав, я не мог не оценить иронию положения “женщин баронов”. Просто выходил расклад, что быть наложницей того же Гомеза… счастливый билет для девяносто девяти процентов женщин Морграда. Уж королевства Робара — точно. Потому что “простая приличная” женщина оказывалась в том же положении “постельной грелки”, в большинстве своём даже не зная до брака будущего мужа, да ещё и будучи отягощенной в браке массой забот и трудов. Нормальный средневековый патриархальный уклад, в чём-то даже полегче земного: никто женщин “отродьями аццкого сотаны” не считал и на кострах не поджаривал. При этом, казалось бы, в словосочетании “магическое средневековье” кроется основание для снижения патриархальности… А вот фиг. Маги — это и священники. Иннос женщин в попы не принимал. Адонас, в известной Ойкумене — тоже. Про Белиара промолчим. Вот и выходило, что магия в Морграде не только не “уравнивала” возможности, вопреки физическим кондициям, так ещё и добавляла патриархальности. И “женщины-воительницы”, как понятно, были слабо реализуемой фантазией.
В общем, основной барский “гарем” от тёплого места бежать не стал бы, гарантированно. А вот “новенькая” — хоть как-то подходила на роль “похищаемой”. То есть орала и отбивалась от Безымянного не слишком сильно, что и дало ему совершить “легендарное деяние”.
Гомез, со слов Диего, рвал, метал и вообще проявлял непонятное недовольство мелкой шалостью Марвина. Как этот герой-любовник вообще осуществил свой подвиг — в деталях никто не знал, но по шеям, как я понял, получили вообще все. Ну и Марвин оказался “публичным врагом” Старого, с ценником в десяток тысяч за голову.