Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2
Шрифт:
— Ну-ну, — только и сказала Мораг. Мэри отозвалась, с внезапной злостью в голосе: «Все равно я тут, а Америке, не смогу выйти замуж. По мне сразу видно, — она коснулась своих мелких кудряшек, — какая у меня кровь. Я не белая».
Мораг посмотрела в блестящие, зеленые глаза. Поднявшись, обняв сестру, она твердо проговорила: «Ничего не видно, не придумывай. И вообще, — девочка рассмеялась, — а мне что делать? У меня половина индейской крови. Интересно, — она застыла, глядя на ночное, усеянное звездами небо за окном, — а что с Меневой случилось? Он все-таки мой брат…»
Мэри погладила сестру по голове: «Мы его
— Я его и не помню почти, — Мораг помрачнела. «И отца не помню. А ты…, - она осеклась и стерла слезу со смуглой щеки: «Прости, пожалуйста».
— Кого бы я хотела увидеть, — весело сказала Мэри, забираясь в постель, — так это Джона. Помнишь, мама о нем рассказывала? Мы с ним дружили, с ним весело было. Давай спать, — она задула свечу. Мораг, свернувшись в клубочек рядом с ней, сразу задремала.
Мэри лежала, закинув руки за голову, слыша его уверенный, спокойный голос: «Вот тут, — бумага зашуршала, — будет город. Мы там как следует, все промерили. Месье л’Анфан уже начал планировать дороги, улицы…Я еще напишу в Лондон, кузине Изабелле. Думаю, она с удовольствием примет участие в такой работе, она отличный архитектор, — Дэниел усмехнулся: «Она уже целый город построила, Эс-Сувейру».
Взрослые заговорили о Марокко, о том, какие здания будут строиться в новом городе. Мэри исподтишка посмотрела на Дэниела — заходя в столовую, он усмешливо сказал: «Надеюсь, вы меня простите за такой скромный наряд. Я не успел заехать в Филадельфию, остановился тут, на постоялом дворе».
— Ему идет, — подумала Мэри, рассматривая загорелую, крепкую шею, приоткрытую воротником льняной рубашки.
— Разумеется, — Дэниел отпил вина, — я уже выбрал участок и для своего дома, и для особняка Горовицей — будем соседями. Бостонский дом я Тедди отдам, как он в Америку приедет. А вы еще не были в Англии? — внезапно спросил он. Мэри, вздрогнув, ответила: «Нет»
— Как Мораг подрастет, — рассмеялся капитан Кроу, — мы их отправим в Лондон, и в Париж — с родственниками повидаться.
Мэри перевернулась на бок: «Брось, он взрослый мужчина, правая рука министра иностранных дел, зачем ты ему нужна…». Девушка поворочалась и, взбив подушки, закрыла глаза.
В саду было тихо. Дина, присев на каменные ступени, покачала Батшеву: «Видишь, все в синагогу ушли, первый день праздника. Одни мы с тобой остались». Полуденное, осеннее солнце золотило листья деревьев. Батшева, проснувшись, позевала и попросила грудь. Дина кормила ее, глядя на сукку: «Мальчишки все-таки там ночевали. Мирьям сказала — даже не замерзли. Тепло еще, ничего страшного».
Она отнесла спящую дочь наверх. Спустившись на кухню, Дина хмыкнула: «Как вернутся все — надо будет обед подавать. Дети помогут еду носить, ничего страшного».
Дина налила в стакан воды. Пройдя по дорожке, присев на деревянную скамью в суке, она немного отпила, пробормотав благословение.
— Что, даже воды нельзя в доме выпить? — услышала она знакомый голос. Дэниел поклонился и прошел внутрь: «Вы позволите, кузина Дина?»
— Конечно, кузен Дэниел, — она покраснела. Мужчина устроился рядом. Дина лукаво добавила: «Пить, и есть надо только в сукке. И ночевать тоже, но только мужчинам, разумеется».
— Значит, вы одна спите сейчас? — его зеленовато-голубые глаза все смотрели на нее —
— Это нескромно, — беспомощно подумала Дина. «Тут сад, конечно, но он ведь закрытый…, И Батшева наверху спит…, Он родственник, только очень дальний. И не еврей. Господи, надо встать и уйти!»
Однако она все сидела на скамейке, краснея. Дэниел полюбовался белокурой прядью, спускавшейся из-под завязанного по-домашнему платка синего шелка: «Я ей нравлюсь, сразу видно. Кузина Дина, — он усмехнулся: «Я, к сожалению, должен возвращаться в Филадельфию, по делам. Раз вы тут до следующего лета, а, может быть, и дальше, — мне Меир говорил, — я вас навещу, кузина Дина. Вы будете мне рады?»
Дина почувствовала его горячую, крепкую ладонь, рядом со своей рукой. Женщина ощутила прикосновение его пальцев. Сглотнув, она ответила: «Да».
— Я так и знал, — шепнул Дэниел и рассмеялся про себя:
— Вот и отлично. Красивая, молодая любовница, и сама же не заинтересована в огласке. Пойди еще найди такую женщину. Эстер постарела сильно, седина уже в голове, да и не след соблазнять жену коллеги. Меир хоть и депутат пока, но потом вернется в правительство. А Мирьям, кроме своего квакера-трезвенника, никого другого не видит. Да и подурнела она в деревне, раньше у нее столько веснушек не было. А эта…, - он наклонился и прижался губами к шее Дины, — эта…Она бы мне прямо тут отдалась, но не надо, опасно.
— Кузен Дэниел, — услышал он растерянный голос. «Кузен Дэниел, я прошу вас, не надо, это грех…»
— Я ведь совсем один, кузина Дина, — едва слышно, горько, сказал Дэниел. «Живу на постоялых дворах, у друзей…, Никто меня не ждет, никому я не нужен,…Пожалуйста, не будьте такой жестокой, я прошу вас…, Один поцелуй, всего только один…, Я, — он помолчал, — я буду вспоминать его, всю жизнь…»
Мужчина опустился на колени. Дина почувствовала мимолетное, нежное, прикосновение его губ. Она заставила себя отстраниться, слыша, как стучит ее сердце, — беспорядочно, глухо.
— Спасибо, — Дэниел помолчал, — Дина. Спасибо вам. Мы с вами еще увидимся, обещаю.
Он поднялся и, коротко поклонившись, вышел. Дина откинулась на спинку скамейки, глядя на свои дрожащие пальцы. Только плач Батшевы погнал ее в дом, в спальное крыло. Она дала дочери грудь и долго сидела на кровати, ласково укачивая ее: «Нет, нет, я не смогу, не смогу…»
Дина сняла бриллиантовые серьги. Положив их на серебряный поднос, встряхнув непокрытыми волосами, она улыбнулась: «Тебя так все хвалили за обедом, Аарон, и новый староста синагоги, и его жена…, Так приятно».
Она стала заплетать косы. Муж, что уже полулежал в постели, читая что-то, попросил: «Иди сюда, милая».
Дина присела рядом. Аарон, замявшись, взял ее маленькую руку: «Предлагают тут мне остаться, Динале. В новый город поехать, мы сегодня с равом Гершомом говорили об этом…, Понимаешь, все хорошо, и дом у нас будет, большой, и девочки будут учиться…, Но я буду тосковать по Иерусалиму, я знаю, — он тяжело вздохнул. Дина приникла головой к его плечу:
— Я не устою. Если мы будем жить там, в столице, — я не устою. Он будет рядом, мы будем видеться…Господи, прости меня, я согрешила, я знаю, нельзя было позволять ему то, что я позволила….