Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2
Шрифт:
Девушка вспомнила лихорадочный голос мадемуазель Корде: «Я его убью, этого Марата, месье Констан! Он дьявол, дьявол, без него не было бы гильотин, ничего этого…»
— Нельзя, — сказала себе Констанца. «Нельзя ее пускать к Марату одну. Ее сразу схватят. Пойдем вместе, — она оторвалась от поцелуя. Лавуазье, взяв ее лицо в ладони, озабоченно спросил: «Как же ты теперь, с английским паспортом, раз война?»
— У меня, — усмехнулась Констанца, — теперь есть французский, и даже не поддельный. Мадемуазель Шарлотта Корде из Кана, Нормандия, — она помолчала: «Так что все в порядке, Антуан»
Он
— Цветы, цветы, свежие цветы… — девчонка в заплатанном, шерстяном плаще приплясывала, ежась от холода, стуча растоптанными башмаками по грязной мостовой.
Она взглянула на мужчин, что вышли из подъезда, и опять затянула: «Цветы, цветы, цветы для дам…»
— Париж всегда останется Парижем, — хмыкнул Марат, проходя мимо. «Вы должны простить мадемуазель Бенджаман, Донатьен, — Робеспьер взял бывшего маркиза под руку. «Она сегодня долго позировала, у нее спектакль…, Обещаю, в следующий раз она будет приветливей».
— Не сомневаюсь, — де Сад, не отрывая взгляда от девчонки, облизал губы острым кончиком языка. «Лет двенадцать, — понял он. «Самое то. Никто по ней плакать не будет, видно же, из трущоб».
Он обернулся и увидел охранника, что рассчитывался с девчонкой за белую розу, аккуратно завернутую в тонкую бумагу. Де Сад поймал острый, колючий взгляд мужчины. Дождавшись, пока тот вернется в подъезд, он сказал Робеспьеру: «Должен откланяться, Максимилиан. Мне надо готовить речь для завтрашнего заседания». Они пожали друг другу руки. Де Сад увидел, как девчонка, подхватив лоток — бежит к мосту, что вел на остров Ситэ.
Он помахал Робеспьеру и Марату, что заворачивали за угол, и быстро пошел за ней.
Элиза заглянула в булочную. Отсчитав медные монеты, девочка засунула себе под мышку свежий багет. «Держи, — хозяин протянул ей профитроль, — от заведения. Как отец-то? — он улыбнулся.
— Уже лучше, — Элиза облизала пальцы. Девочка вприпрыжку побежала к дому по узкой, темной, — уже вечерело, — улице. «Седельщик Жан Фурье, — повторяла про себя она. «Мари Фурье, поденщица. Элиза Фурье». Даже проснувшись ночью, девочка бы могла повторить это без запинки.
Паспорта написала мать, — Элиза помнила, как она сидела за столом в их каморке, осторожно капая теплым воском на бумагу, прикладывая печати. Отец спал, Элиза, устроившись с ногами в старом кресле — штопала чулки.
— А откуда печать? — спросила девочка. «Это копия, — рассеянно ответила мать, подув на свежие чернила. «Дядя Теодор сделал, с оригинала, который месье Лавуазье, — женщина усмехнулась, — позаимствовал на время в префектуре нашего округа. Сюда, конечно, с проверкой не придут, — Марта повертела в руках печать и пробормотала: «В реку выброшу», — но так спокойней. Она наклонилась над дочерью, и обняла ее:
— Ты нам очень, очень помогаешь, Элиза. Не волнуйся, в Лондоне знают, что с нами все в порядке. Маленький Джон об этом позаботился. Так что скоро увидим и Тедди и всю семью, — мать прикурила от свечи. Открыв дверь в низкий, узкий коридор, Марта встала на пороге комнаты.
Элиза
Марта стряхнула пепел и улыбнулась: «Может, оно и к лучшему. Ты же слышала, что Констанца рассказывала — Дюпорт в Национальной Ассамблее, перед самым ее роспуском, потребовал полных гражданских прав для евреев Франции. Депутаты аплодировали стоя, а Сен-Жан, председатель Ассамблеи, сказал, что каждый, кто выступает против этого предложения — выступает против Конституции. Так что если Нижние Земли станут французскими — Джо и ее мужу больше не придется платить унизительные налоги просто за то, что они ходят не в церковь, а в синагогу».
— Дядя Иосиф сможет служить в армии, — задумчиво сказала девочка. «Леон Вальд, — у его родителей портновская мастерская, ты знаешь, — он говорил, что его старший брат, Морис — сразу в армию записался, и уже лейтенант. Как в Америке. Значит, — Элиза подняла зеленые глаза, — в революции бывают не только плохие вещи, мамочка?»
— Не только, — Марта выбросила окурок в камин. «Но можно было бы добиться всего того же без смертей и крови». Она закрыла дверь. Пройдя за ширму, женщина ласково подоткнула одеяло на большой, крепко сколоченной кровати. Муж спокойно спал. Марта, поцеловав его в лоб, шепнула: «Все будет хорошо».
— Давай, — сказала она, вернувшись, доставая из сундука тетрадь и чернильницу с пером, — сначала диктант, а потом — грамматика.
— Я уже деньги зарабатываю, — недовольно пробормотала Элиза. «И все равно — грамматика».
— А как же, — сочно отозвалась мать и стала размеренно диктовать.
Элиза не удержалась и отломила от багета горбушку.
— Хочешь, я тебе пирожных куплю? — раздался вкрадчивый голос сзади.
— Fous le camps! — равнодушно ответила Элиза. Девочка прибавила, сплюнув себе под ноги: «Свинья!»
— Je peux sentir ta chatte! — не отставал мужчина — невысокий, изящно одетый, со светлыми, коротко стрижеными волосами. Элиза почувствовала его руку у себя на плече: «Нельзя кричать. Нельзя, у нас поддельные документы, мама с папой — в списке государственных преступников…, Если только соврать потом жандармам, мол, я не отсюда…». Улица была пуста. Элиза стряхнула его руку: «Va te faire foutre!»
— Сучка, — почти ласково, облизывая губы, протянул мужчина. «Маленькая, непокорная сучка…, Сейчас я тебя научу послушанию…, - он сорвал лоток с ее плеча. Медные деньги рассыпались по булыжному тротуару, и Элиза услышала холодный голос: «Оставь девочку в покое, мерзавец».
— Франсуа, — радостно подумала она. Даже не остановившись, чтобы собрать монеты, Элиза помчалась к дому.
Она еще успела оглянуться — Франсуа был не один. Рядом с ним, в тусклом свете масляного фонаря, Элиза увидела пылающие рыжим огнем волосы. «Дядя Теодор! — ахнула девочка, и чуть было не повернула обратно. «Так нельзя, ему же опасно в драки ввязываться, его тоже ищут». Она заметила, как мужчина строго кивнул ей, указывая на подворотню. Элиза вздохнула: «Главное, чтобы без жандармов обошлось».