Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Антология

«Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини…»

Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини, Венчавших славою печаль его чела, Сама Италия с улыбкою дала Живую красоту своих волшебных линий: Изгиб стены, рисунок стройных пиний, Неясный силуэт забытого дворца И трепетный узор садов, где без конца Горит орнамент роз, азалий и глициний. Ему подарены, и в блеске ваз живут От Комо – аметист, от Капри – изумруд, А пурпурный закат на зеркале Канала, На rio спутанных Венеции моей — В изгибах легких ваз, среди других камней Горит созвучием рубина и опала.

«Асимметрия окон во дворце…»

Асимметрия окон во дворце Венецианских дожей, искаженье Пропорций тел у Греко, на лице Возлюбленной – гримаса наслажденья; Челиниевский бронзовый Персей В зеленоватой плесени патины, Засилье лебеды в густом овсе, Пруд, удушенный бархатистой тиной; Античный торс с отбитою рукой, Рыбачий парус с пестрою заплатой, Осенней ночью век кончая свой — Звезда, срывающаяся куда-то… Всё

это чья-то, в сущности, беда, Изъян, порок, увечье, гибель, тленье… Но всматриваемся мы в них всегда С каким-то тайным восхищеньем! 1968 г.

«Те очень нежные слова…»

Те очень нежные слова, Что ты когда-то мне сказала, Не все, а иногда едва Скупая память удержала. Их было много. Столько есть На площади Святого Марка Ленивых горлиц, и не счесть Участниц этого подарка. Вот так же не пересказать И не запомнить без ошибки То, что успела ты сказать Сквозь смех, сквозь слезы, сквозь улыбки. И все-таки порой еще Меня твой голос догоняет, Венецианской на плечо Внезапно горлицей взлетает. И слышу снова, что едва Еще возможным мне казалось, Те очень нежные слова, Что ты когда-то мне сказала.

Кристина Кроткова

В Венеции

Мечтам не отогнать видений хор В Венеции. Здесь улочки все те же. На них в средневековый сумрак прежде Мадонны белокурой падал взор. Свидетель давнего в палаццо Дожей двор, Где прошлое ползет травой из трещин. Как странно жжет, встречаемый все реже, Под черным веером печальный взор. На влажный мрамор пала тень-монах Под издавна ветшавшей позолотой. Чуть спотыкаясь в медленных волнах, Гондола около колышет воды. Былые образы в опять ожившем чувстве Возводят жизнь в таинственном искусстве.

Ночь в Венеции

Тревожат волны лунные лагуны, В слепые окна бьет голубизна. Играя парусом уснувшей шхуны, Остаток ночи жадно пьет весна. Угадывая будущего гунна И метя перекрестки и мосты, Срываясь вниз из-за перил чугунных, Скрывался ветер вдаль из темноты. И облаков седеющие руна Развеиваются на высотах, И плавятся разбившиеся луны На черных неустойчивых волнах. И, слыша ветра рвущиеся струны, Глушит ночной прохожий звонкий шаг, Не видя над собою рог Фортуны, С карниза счастье сыплющей во мрак. На воды замутившейся лагуны Предутренняя льнет голубизна. Стучат в порту разбуженные шхуны, Встает морская сонная весна.

Михаил Кузмин

Новый Ролла (неоконченный роман в отрывках) (фрагмент)

I ГЛАВА

ВЕНЕЦИЯ

1. Ты помнишь комнату и свечи, Открытое окно, И песню на воде далече, И светлое вино? Ты помнишь первой встречи трепет, Пожатье робких рук, Неловких слов несмелый лепет И взгляд безмолвных мук? Навес мостов в дали каналов, Желтеющий залив, Зарю туманнее опалов И строгих губ извив? Вечерний ветер, вея мерно, Змеил зеркальность вод, И Веспер выплывает верно На влажный небосвод. 2. О поцелуй, божественный подарок, Кто изобрел тебя – великим был. Будь холоден, жесток, печален, жарок, — Любви не знал, кто про тебя забыл! Но слаще всех минут в сей жизни краткой Твой поцелуй, похищенный украдкой. Кем ты была: Дездемоной, Розиной, Когда ты в зал блистающий вошла? А я стоял за мраморной корзиной, Не смея глаз свести с того чела. Казалось, музыка с уст сладких не слетела! Улыбкой, поступью ты молча пела. Была ль та песня о печальной иве, Туманной Англии глухой ручей, Иль ты письмо писала Альмавиве, От опекунских скрытая очей? Какие небеса ты отражала? Но в сердце мне любви вонзилось жало. Всё вдруг померкло, люстр блестящих свечи, Дымясь, угасли пред твоим лицом, Красавиц гордых мраморные плечи Затменным отодвинулись кольцом. И вся толпа, вздыхая, замолчала, Моей любви приветствуя начало. 3. По струнам лунного тумана Любви напев летит. Опять, опять открылась рана, Душа горит. В сияньи мутном томно тает Призывно-нежный звук. Нет, тот не любит, кто не знает Ревнивых мук! Колдует песня крепким кругом, Моей любви полна. Ревную я тебя к подругам, Будь ты одна. Душа моя полна тревоги И рвется пополам. Ревную к камням на дороге И к зеркалам. Ревную к ветру, снам, к прохожим И к душной темноте, Ко вздохам, на мои похожим, К самой тебе. 4. Собор был темен и печален При свете стекол расписных, И с шепотом исповедален Мешался шум шагов глухих. Ты опустилась на колени, Пред алтарем простерлась ниц. О, как забыть мне эти тени Полуопущенных ресниц! Незрим тобой, я удалился, На площадь выйдя, как слепой, А с хоров сладостно струился Напев забытый и родной. Скорей заставьте окна ставней, Скорей спустите жалюзи! О друг давнишний и недавний, Разгул, мне в сердце нож вонзи! 5. Нос твой вздернут, губы свежи, О, целуй меня пореже, Крепче, крепче прижимай, Обнимай, ах, обнимай! А та, любимая… Пусть твои помяты груди, Что для нас, что скажут люди!? Слов пустых не прибирай, Что нам небо, что нам рай! А та, любимая… Вижу, знаю эти пятна… Смерть

несешь мне? презанятно! Скинь скорей смешной наряд, Лей мне в жилы, лей твой яд! А та, любимая… 6. Лишь прощаясь, ты меня поцеловала И сказала мне: «Теперь прощай навек!» О, под век твоих надежное забрало Ни один не мог проникнуть человек. Светел образ твой, но что за ним таится? Рай нам снится за небесной синевой. Если твой я весь, простится, о, простится, Что когда-то я не знал, что весь я твой. Вот душа моя ужалена загадкой, И не знаю я, любим иль не любим, Но одним копьем, одной стрелою сладкой Мы, пронзенные, любви принадлежим. Лишь одно узнал, что ты поцеловала И сказала мне: «Теперь прощай навек». Но под век твоих надежное забрало Ни один не мог проникнуть человек. 7. Письмо Я тронута письмом, что вы прислали, Печали голос так понятен в нем, Огнем любви те строки трепетали. О, если б ваша ночь вновь стала днем! Вы пишете, что снова власть разгула, Как дуло пистолета, метит в Вас, Чтоб в час ужасный к вам я протянула Улыбку кротких и прохладных глаз. Вы обманулись званием доступным, Преступным было бы ответить «да». Когда объяты вы тем ядом трупным, Молюсь за вас сильнее, чем всегда. Я скрыть могу, но вот я не скрываю: Страдаю не любя, но не люблю, Внемлю мольбам, но их не понимаю, Пусть судит Бог, когда я вас гублю. Вам недостаточно того, я вижу (Обижу ль вас, я не могу решить). Просить не стану, тем себя обижу, Но в ваших мыслях я б хотела жить. В моей пустыне было бы отрадой Оградой вам служить на злом пути. Найти звезду так сладостно, так надо, Что я не смею вам сказать: «Прости». 8. В ранний утра час покидал я землю, Где любовь моя не нашла награды, Шуму волн морских равнодушно внемлю, Парус направлен! Твой последний взгляд, он сильней ограды, Твой последний взгляд, он прочней кольчуги, Пусть встают теперь на пути преграды, Пусть я отравлен! Вот иду от вас, дорогие други, Ваших игр, забав соучастник давний; Вдаль влекут меня неудержно дуги Радуг обетных. Знаю, видел я, что за плотной ставней Взор ее следил, затуманен дремой, Но тоска моя, ах, не обрела в ней Взоров ответных. О, прощай навек! кораблем влекомый, Уезжаю я, беглеца печальней, Песне я внемлю, так давно знакомой, Милое море! Что я встречу там, за лазурью дальней: Гроб ли я найду иль ключи от рая? Что мне даст судьба своей наковальней, Счастье иль горе?

III ГЛАВА

ОПЯТЬ ВЕНЕЦИЯ

1. Лишь здесь душой могу согреться я, Здесь пристань жизни кочевой: Приветствую тебя, Венеция, Опять я твой, надолго твой! Забыть услады края жаркого Душе признательной легко ль? Но ты, о колокольня Маркова, Залечишь скоро злую боль! Пройдут, как тени, дни страдания, Взлетит, как сокол, новый день! Целую вас, родные здания, Простор лагун, каналов тень. Вот дом и герб мой: над лужайкою Вознесся темный кипарис, — Сегодня полною хозяйкою Войдет в тот дом моя Фотис. Привыкнет робою тяжелою Смирять походки вольный бег. Влекомы траурной гондолою, Забудем ночью дальний брег. Как воздух полн морскими травами! Луна взошла на свой зенит, А даль старинными октавами, Что Тассо пел еще, звенит. Когда ж, от ласк устал, я падаю И сон махнет тебе крылом, Зачем будить нас серенадою, Зачем нам помнить о былом? Здесь каждый день нам будет праздником, Печаль отгоним рядом шлюз, С амуром, радостным проказником, Тройной мы заключим союз!

Св<ятой> Марко

Морское марево, Золотое зарево, Крась жарко Узор глыб! Святой Марко, Святой Марко, Пошли рыб!

Венеция

Обезьяна распростерла Побрякушку над Ридотто, Кристалличной сонатиной Стонет дьявол из Казотта. Синьорина, что случилось? Отчего вы так надуты? Рассмешитесь: словно гуси, Выступают две бауты. Надушенные сонеты, Мадригалы, триолеты, Как из рога изобилья Упадут к ногам Нинеты… А Нинета в треуголке, С вырезным, лимонным лифом, — Обещая и лукавя, Смотрит выдуманным мифом. Словно Тьеполо расплавил Теплым облаком атласы… На террасе Клеопатры Золотеют ананасы. Кофей стынет, тонкий месяц В небе лодочкой ныряет, Под стрекозьи серенады Сердце легкое зевает. Треск цехинов, смех проезжих, Трепет свечки нагоревшей. Не бренча стряхает полночь Блестки с шали надоевшей. Молоточки бьют часочки… Нина – розочка, не роза… И секретно, и любовно Тараторит Чимароза.

Сны

– Спишь ли? – Сплю; а ты? – Молчи! – Что там видно с каланчи? – Византийская парча Ниспадает со плеча. – Слышишь? – Сквозь густую лень Звонко белый ржет олень. И зелена, и вольна, Мнет волокна льна волна! – Видишь? – вижу: вымпела Нам мадонна привела. Корабли, корабли Из далекой из земли! На высокое крыльцо Покажи свое лицо. Чтоб сподобиться венца, Удостоиться конца, Золотое брось кольцо.

Венецианская Луна

Вожделенья полнолуний, Дездемонина светлица… И протяжно, и влюбленно Дух лимонный вдоль лагун… Заигралась зеркалами Полусонная царевна, Лунных зайчиков пускает На зардевшее стекло. Словно Д'aндоло, я славен Под навесом погребальным. О, лазоревые плечи! О, лаванда в волосах! Не смеемся, только дышим, Обнимаем да целуем… Каждый лодочник у лодки В эту ночь – Эндимион. 1921