Венесуэла - страна напрасных надежд

де Жоффр Франсуа

– И я, - отвечаю на автомате, зависнув взглядом где-то в пустоте.

Потому что… потому что не могу сказать, что именно заводит меня. Точно не слащавые юнцы на сцене, и точно не мужик в переднике, намывающий хрустальные бокалы, как описывала Карина. Не модели, не спортсмены, не космонавты, не страстные брюнеты и не нордические блондины. Я пытаюсь вспомнить, кто именно из мужчин в последний раз вызывал во мне чувство «вау». И это точно был не мой Стас. Потому что своего мужа, как и близости с ним, я не хочу последние два года.

Все случилось

после операции. И об этом последствии мне не сказал ни один врач. Более того, все они меня убеждали, что удаление матки никак не скажется на либидо, и, наверное, так и было. Потому что сначала, я еще хотела мужа. К сожалению, это было не взаимно.

Я знаю, что Стас не должен был набрасываться и сдирать с меня ночнушку прямо в больнице. Более того, немного набрав вес, я и сама не хотела, чтобы на меня набрасывались, стеснялась своей новой фигуры и поплывших форм. Но все равно не ожидала, что муж станет смотреть на меня так… с жалостью, будто не к любимой пришел, а на панихиду по усопшему.

Возможно, мы бы это преодолели. Я бы вывезла, потому что всегда, во время любых трудностей я шла вперед и вела Стаса за собой, и в этот раз у нас тоже почти получилось. Я купила себе красивое нижнее белье, приготовила ужин, включила музыку и даже зажгла свечи. Для кого-то это банально, а для меня романтично и красиво, поэтому я никак не ожидала получить от Стаса отповедь на тему того, что нам о таком уже лучше не думать!

О каком «таком» он говорил? О сексе с любимым человеком? О нежности? Об акте близости с тем, с кем делишь и кровать, и рассветы, и жизнь?

Я не знаю.

И психолог, к которому меня потащил Стас, не помог найти ответ на этот вопрос. И стихи Пушкина, которые зачем-то Волков с надрывом читал мне в парке тем более.

Я и так испытывала невероятные мучения, ощущая себя какой-то неправильной, не такой, ущербной. Поплывшее вдруг лицо, неожиданно наступивший климакс, последствия которого не помогали глушить таблетки, выпадающие от стресса волосы и попа, которая не влезала ни в одни штаны. И все это на фоне страха за свою жизнь, и мыслей об удалении не аппендицита, не зуба мудрости, и не камня в желчном, а матки!

И я просто… сломалась. И глядя на мужа, начала испытывать не страсть, а что-то другое. Благодарность, наверное. Или тихую грусть.

Наверное, мне стоило быть более активной, но вместо этого я закрылась и убедила себя в том, что это нормально для нашего возраста. Что Стасу больше не двадцать, и он не хочет делать «это» каждую ночь. Что объятия тоже прекрасны. Что мы друг друга зато понимаем, и у нас есть замечательный сын, а потом и внук. Что мы прожили вместе достойную жизнь, родили ребенка, построили дом, посадили не одно дерево, а целый сад, что завели хороших друзей и теперь можем вместе ждать приход старости. И что в браке нормально вот так любить, но не хотеть друг друга.

Оказалось, что я была не права, и Стас все-таки хотел, просто не меня.

Глава 19

–

Рит, я в туалет, посторожишь вещи, - шепчет на ухо Карина, и тем самым вырывает меня из грустных воспоминаний. Вздрагиваю, перевожу плывущий взгляд со стены на подругу, и моргаю. Веки тяжело опускаются вниз, до того я устала. Сейчас бы вызвать такси и поехать домой, в кровать, но становится как-то неловко. Это же я всех сюда тащила.

– Вещи, - глупо повторяю за Ким.

Она о чем-то просила, но вспомнить бы о чем.

– Вещи, говорю, посторожишь, - повышает голос Карина, и на этот раз ее слышу не только я. Оля обиженно поджимает губы.

– Ну, вы серьезно? Здесь очень приличное место, никто не тронет вашу сумку. Идите, писайте себе на здоровье!

Карина хмыкает:

– Спасибо, что разрешила.

И бросив на меня красноречивый взгляд, в котором так и читалось «ну и молодежь пошла», Ким боком протискивается между диваном и столом к выходу. Я еще пару секунд слежу за ее пишущей восьмерку попой и ухмыляюсь. За огромным круглым столом сидит компания молодых мужчин и те смотрят на Карину, чуть ли шеи не сворачивают, а когда понимают, что перед ними не их сверстница, а зрелая женщина, смешно пучат глаза. Как лягушата. Какие-то слишком знакомые лягушата…

– Маргарита Сергеевна, - окликает меня Оля, - вы пропустите, пожалуйста? Я на улицу подышать, а то тут так душно.

И схватив телефон, Оленька дергается вслед за Кариной.

Конечно, без мобильника дышать никак не получается. Я понимающе качаю головой. Бедная девочка хочет проверить сообщения от Коли, а может даже решилась набрать его сама. Что ж, пускай. Хотя я сама, на месте Оли, промариновала бы мужа подольше. И сейчас в очередной раз жалею, что не сделала этого в свое время. Когда еще был не поздно.

Тогда может и не было бы ничего. Стас не расслабился бы так сильно, зная, что его тыл надежно прикрыт мною. А потом бы не потерял разум от мысли, что рядом не сильная, бойкая, всегда знающая, что делать Рита, а женщина, которая может и плакать, и болеть, и даже уйти однажды. Ну и не пытался бы в минуту слабости доказать себе, что он мужик. Потому что пустые сплетни с друзьями, истерики, которые он закатывал мне, и измена с секретаршей не делают моего мужа мужиком, хотя он, уверена, думает иначе.

Мне грустно, от того, что я все это понимаю. Это значит, что я настолько старая, что какие-то вещи перестают меня удивлять. С другой стороны не понимать очевидного, было бы еще грустнее.

Стас может быть и правда меня любит, вот только моего доверия это не вернет, и от этой мысли больно колет в сердце.

Девочкам пора бы уже вернуться. Потому что без них я так отчаянно ковыряюсь у себя в мозгах, что кажется, случайно ткнула на какой-то важный рецептор. На тот, который отвечал за веселье и адреналин. И теперь меня не радует ни музыка, ни пузырьки шампанского, ни даже лысый стриптизер в костюме католического священника. Последнее даже кажется отвратительным.