Венесуэла - страна напрасных надежд
Шрифт:
– И что мне делать? – Я непонимающе смотрю на Эмму и жду от нее помощи. У женщин же это запрограммированно природой – угадывать и лечить наши болезни. Если бы эволюция этого не предусмотрела, то человечество бы вымерло. Поэтому сейчас я еще верю, что Эмма меня спасет.
Но эта идиотка с красными как у макаки жопа губищами ничего не понимает в медицине. И дает самый тупой совет:
– Не знаю, бахни виагру, а лучше иди к врачу.
И интонация у нее при этом такая – до омерзения холодная.
– Какой врач? Ты совсем
Но за гневом я маскирую еще более сильное чувство – страх. К врачу… Это хуже, чем просто повеситься. Там хотя бы все пройдет быстро, и почти безболезненно, а вот в больнице… эскулапы будут меня пытать ради собственного удовольствия, пока я не сдохну сам. Ненавижу больницы! И врачей ненавижу! И никогда не обращусь к ним за помощью, не признаю свою слабость, потому что больной человек для меня явление настолько жалкое, что я скорее пулю себе в лоб пущу, чем разрешу измываться над собственным телом.
– Ты можешь сделать что-нибудь с этим? – Прямо спрашиваю у Эммы и киваю вниз.
– Извини, но я не некромант, чтобы оживлять мертвых.
На ее губах играет наглая ухмылка, а в глазах читается что-то, что пугает меня до дрожи. Эмма ведет себя так, будто это она директор моей компании, просто мне еще об этом не доложили.
– Можешь идти, - рычу я, и, заправив член в трусы, застегиваю ширинку.
Это все от нервов –убеждаю себя. А еще из-за недосыпа, и перелета. Может даже реакция на холод. И стоит мне наладить режим и перестать пить хотя бы на день, как я обязательно восстановлюсь.
Эмма выходит из кабинета, но мое одиночество длится недолго. Через минуту или даже меньше ко мне без стука врывается Коля, а на руках у него мой внук. И вид у этой парочки крайне воинственный:
??????????????????????????
– Держи! И уступи место!
Колька впихивает мне красного от слез пацана, садится за мое кресло и принимается что-то нажимать на компе. От такой наглости я не сразу нахожу, что сказать, и только когда Маркус начинает снова голосить, прихожу в себя.
– Ты меня подсидеть решил, сыночек? Не рановато ли? Я еще здесь, молод и полон сил.
От последнего слова у меня слегка дергается глаз, но я запрещаю себе думать о плохом. Это просто усталость. И нервы. Я слишком много дал свободы членам своей семьи, так что они, в край обнаглев, сели мне на шею, и сейчас нужно снова вернуть себе власть. А следом за этим я почувствую себя мужиком.
– Встал и вышел из-за стола, - повышаю я голос, и за мной, как по команде, повышает голос Маркус. Его вой становится почти нестерпимым.
Но Коле все ни по чем, сидит и даже не шелохнется.
– Отец, займи Маркуса, и сам займись чем-нибудь, вы оба меня отвлекаете. – Поймав мой ошалевший взгляд, он добавляет: - ты хотел конференцию с Китаем, я пришел, чтобы провести переговоры. Но мне нужно, чтобы кто-то посидел с ребенком. Если ты не можешь, то так и быть, перенесем встречу на следующую неделю.
–
И словно в подтверждение этих слов Маркус энергично тянет меня за нос, так больно, что глаза слезятся. Стараюсь мягко убрать руку внука от своего лица, но тот сильнее впивается ногтями в кожу. Ну и когти у него, чисто росомаха!
– Ай, малёк, отпусти! – И уже громче, чтобы Коля точно понял, кому адресовано мое возмущение: - Не знаю я никаких песен, я вообще кроме шансона ничего не слушаю, но вряд ли это подходящая музыка для ребенка.
Я жду, что Коля устыдится, но в ответ он отрывается от компа и смотрит и в упор и в этом взгляде столько разочарования, что становится некомфортно.
– Не можешь петь, тогда танцуй. Сделай что-нибудь, чтобы я исправил твои ошибки на твоей работе!
Я не успеваю ничего сказать, потому что в следующую секунду, Коля жмет на клавишу и расплывается в неестественно счастливой улыбке:
– Нихао! Хаую буйджан!
И дальше шпарит как по написанному со своими узкоглазыми, так что я диву даюсь – и как он все это выучил? Головастый у меня, конечно, сын, и так легко ему все давалось. Любой предмет в школе на пятерку. Любая секция – грамота, или медаль. Зря Ритка на него бурчала, хоть и учитель, а не понимает: из хорошего семечка не может прорасти сорняк. А семечки там отборные, мою генетику видно за версту!
Даже Маркус зависает, разглядывая папу в новом образе. И когда внук начинает что-то выкрикивать в унисон своему отцу, я тихонько выношу его из кабинета, чтобы не мешать. Николай прав, от этих переговоров очень многое зависит.
Иду с Маркусом по коридору и удивляюсь, сколько же весит мелкий шкет. От непривычной тяжести начинают ныть руки, и я бы уже кому-нибудь его передал, но как назло не вижу никого, кому бы мог перепоручить ребенка. Сегодня в офисе на удивление тихо. Иду к конференц-залу, надеясь встретить нашу бухгалтершу, матрону в летах с целым выводком детей, но меня ждет разочарование. В обед сотрудники предпочитают сбегать в кафе на первом этаже бизнес центра. Работнчики!
Маркус начинает вошкаться у меня на руках, тем самым демонстрируя свое недовольство, пока я не перехватываю его под мышками, так, что наши лица оказываются на одном уровне.
– Ну, малявка, - смотрю в непривычно темные, не Волковские глаза, - что будем с тобой делать?
Секунда и лицо Маркуса кривится в гримасе. Рот открывается в страшном крике, а из глаз, как по заказу, брызжут слезы.
– Эй, ты чего?! Ты чего это удумал? Ты это… прекращай мне тут, понял, - стараюсь придать голосу строгости, от которой внук орет еще больше.