Венский кружок. Возникновение неопозитивизма.

Крафт Виктор

Такого рода предложения могут возникать двумя путями: во-первых, благодаря тому, что в них входит слово, не обладающее никаким значением, представляющее лишь мнимое понятие; во-вторых, благодаря тому, что слова, обладающие значением, соединяются таким образом, что при этом происходит нарушение правил логической грамматики. Псевдопонятие обозначает некоторое слово, когда условия задания значения для него не выполнены, т. е. согласно сказанному выше: если для предмета понятия нельзя задать никакого эмпирического отличительного признака. Такими словами являются, например, «первопричина», «безусловное», «абсолют», «в-себе-бытие», «ничто». Псевдопонятия возникают, например, благодаря тому, что, скажем, такое слово, как «ничто», употребляют в качестве имени некоторого предмета, хотя оно может использоваться лишь для формулировки отрицательных экзистенциальных предложений. И когда об этом предмете «ничто» что-то высказывают, получают псевдопредложения.

Псевдопредложения не нарушают грамматических правил в филологическом смысле, поэтому они выглядят так же, как подлинные предложения,

например, «Цезарь есть простое число» похоже на «Цезарь есть полководец». Это показывает недостаточность обычной, филологической грамматики. Ее классификация слов на существительные, прилагательные, глаголы и т.д. требует дальнейшего разбиения слов в рамках указанных категорий на синтаксические категории в соответствии с тем, какие классы обозначаются этими типами слов: вещи, свойства вещей или отношения вещей; числа, свойства чисел или отношения между числами и т.д. Свойства чисел нельзя — по определению — приписывать вещам. Поэтому в логически корректном языке предложение «Цезарь есть простое число» просто нельзя сформулировать. В таком языке нельзя построить и метафизических предложений указанного рода.

Поэтому псевдопредложения метафизики вообще не пригодны для описания положений дел, они выполняют совершенно другую функцию: они служат для выражения эмоций, для сообщения другим о своих чувствах и желаниях, о своих жизненных целях. В этом заключается ценность метафизики. Эмоции могут быть выражены также с помощью произведений искусства. В этом отношении метафизика аналогична искусству. Однако в метафизике эмоциональные переживания выражаются в предложениях, в мнимых логических связях между ними, что создает обманчивое впечатление, будто они обладают теоретическим содержанием.

Смысл предложения заключается в том, что оно верифицируемо. Верифицировать можно лишь высказывания об опытных фактах. Поэтому предложения о том, что в принципе не может быть воспринято органами чувств, лишены всякого смысла. Таким образом, научные и метафизические предложения четко отличаются друг от друга как осмысленные и бессмысленные. Это вновь приводит нас к идеям старого эмпиризма, который, вслед за Юмом, полагал, что метафизика невозможна вследствие неразрешимости ее вопросов. Однако не существует никаких неразрешимых вопросов в том смысле, что на них в принципе нельзя ответить⁷². Могут, конечно, существовать вопросы, на которые практически нельзя ответить либо вследствие технических трудностей, как на вопрос о географии обратной стороны Луны, либо вследствие незнания соответствующих фактов, как на вопрос: что делал Платон в свой 50-й день рождения? По этим причинам подобные вопросы могут оставаться без ответа либо временно, либо даже всегда. Однако это не означает, что они принципиально, т. е. логически, не допускают никакого ответа. Совсем нетрудно представить себе условия, при которых ответы на такие вопросы были бы истинными высказываниями. Если же это невозможно, то тогда вопрос не имеет смысла. Поскольку смысл предложения определяется его принципиальной верифицируемостью, постольку вопросы благодаря ответам на них разделяются на осмысленные и бессмысленные. Нельзя придать смысла вопросам, которые в принципе не допускают ответа, ибо такие вопросы никогда не могут стать осмысленными. Вопросы, которыми философия занимается с самого начала своего возникновения, благодаря тщательной формулировке можно представить как осмысленные, если же этого сделать нельзя, то и задавать их не имеет смысла.

Но определение смысла через верифицируемость имеет еще одно следствие. Смыслом тогда обладают только эмпирические предложения, ибо только они верифицируемы. Математические же и логические предложения пусты по своему смыслу. На это следствие Венский кружок также обратил внимание. Легко понять, что смысл отождествляется с представляемым содержанием. Математические и логические предложения ничего не говорят о фактах, они не являются знанием о них, а представляют собой правила. Математические предложения являются правилами употребления знаков, а сама математика рассматривается как чистое исчисление; логические же предложения являются правилами преобразования одних предложений в другие⁷³. Даже предложения логики науки, как и предложения логики, пусты по содержанию. Из этого понятия смысла столь радикальные следствия вывел уже Витгенштейн. «Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью — по ним — над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны»⁷⁴. Предложения логики науки являются лишь указаниями, направляющими взгляд на то, что показывает сам язык. И как таковые они лишены теоретического содержания.

Но это определение смысла через верифицируемость очень скоро вызвало решительную критику. Сначала Петцель указал на неприемлемые следствия этого понятия смысла⁷⁵, затем Ингарден на Пражском конгрессе 1934 г. высказал мысль о том, что «металогические» предложения также становятся бессмысленными или абсурдными⁷⁶, после него — Вайнберг⁷⁷. Против «требования эмпирического значения» Льюис выдвинул то возражение, что оно чрезмерно ограничивает сферу философского рассмотрения⁷⁸. Собственные возражения высказали также Нагель⁷⁹, Стэйк⁸⁰

и Рейхенбах⁸¹. В своей «Логике исследования» («Die Logik der Forschung»), содержащей много важных идей, Поппер выступил вообще против определения смысла, утверждая, что при этом речь идет о произвольном решении. «Нет ничего легче, чем дискредитировать какой-то вопрос как ‘бессмысленную псевдопроблему’. Для этого нужно только определить понятие ‘смысл’ так узко, чтобы относительно всех неудобных вопросов можно было сказать, что в них нельзя найти никакого 'смысла¹, и признать 'осмысленными' лишь вопросы эмпирической науки. Тогда все споры о понятии смысла оказываются бессмысленными: однажды признанная, эта догма смысла всегда отобьет любое нападение и останется ‘неприкосновенной и окончательной’»⁸², как сказал Витгенштейн в предисловии к своей книге. После этого Карнап в своем сочинении «Проверяемость и значение» («Testability and Meaning»)⁸³, которое во многих отношениях было принципиально важным, дал обстоятельную критику данного понятия смысла и предложил его новое истолкование. Он согласился с тем, что определение смысла на основе верифицируемости является чрезмерно узким, ибо оказываются лишенными смысла даже такие предложения, которые трудно признать бессмысленными. Скажем, отрицание аналитического предложения (в частности, пример Канта «Всякое тело протяженно») следует признать бессмысленным, ибо оно принципиально неверифицируемо как внутренне противоречивое предложение. Напротив, отрицание бессмысленного противоречивого предложения (например, «Высота башни Венской ратуши равняется как 50, так и 100 м») оказывается осмысленным, ибо оно верифицируемо. Два синтетических предложения, которые оба осмысленны, но несовместимы друге другом (например, «Высота башни Венской ратуши равна приблизительно 50 м» и «Высота башни Венской ратуши равна приблизительно 100 м»), при их конъюнктивном соединении дают бессмысленное предложение, ибо это неверифицируемое противоречие. Все это свидетельствует о том, что определение смысла через верифицируемость не может дать удовлетворительного критерия для проведения различия между осмысленными и бессмысленными предложениями.

Для прояснения понятия смысла требуется тщательный анализ семантической функции языка. Семантическая описательная система состоит из знаков и их комбинаций. Знаками могут быть слова, флажки, барабанная дробь и другие элементы подобного рода. Существуют семантические системы, языки, состоящие из знаков и их комбинаций с установленным твердым значением, например, языки, использующие флажки или звуки барабана. Языки животных также содержат лишь сигналы для ситуаций определенного рода. В таких языках какие-то ситуации могут быть представлены только в том случае, если для них установлены определенные комбинации знаков. Отличие языка людей от языка животных заключается в том, что в нем с помощью комбинации знаков всегда можно выразить новый смысл, который еще не был установлен. Это означает, что посредством ограниченного числа знаков можно представить безграничное число ситуаций, комбинируя знаки новыми способами. Такая возможность обеспечивается тем, что смысл некоторой комбинации знаков определяется не особым установлением, а образуется согласно общим правилам для комбинаций. Эти правила заложены в грамматике языка.

Знаки такого языка по своему значению распадаются на два класса⁸⁴: дескриптивные знаки, обозначающие вещи, свойства и отношения вещей, и логические знаки, служащие для связывания дескриптивных знаков в предложения и для характеристики условий их истинности. Дескриптивные знаки являются либо именами (вещей), либо обозначениями свойств и отношений — одно- или многоместными предикатами. Логические знаки являются либо константами, как «не», «и», «или», «если, то», «есть», «все», либо переменными, обозначающими пустые места для подстановки имен, предикатов или предложений.

Каким образом из таких знаков могут быть образованы последовательности знаков, какие из них являются высказываниями и обозначают положения дел, это определяется посредством семантических правил образования формул. Они задают связь имени (для отношения — нескольких имен) с предикатом, отрицание высказываний, конъюнкцию, дизъюнкцию, импликацию, экзистенциальные и общие высказывания. Связь имени с предикатом образует высказывание самого простого вида; другие виды высказываний образуются из высказываний в качестве своих составных частей. К правилам образования относятся также те, которые взяты из логической теории типов для выражения связей между классами дескриптивных знаков. Значение логических констант устанавливается с помощью правил образования, которые определяют, что обозначает предложение, содержащее некоторую логическую константу. Например, соединение имени S с предикатом Р посредством «есть» означает, что вещь, обозначенная посредством S, обладает свойством, обозначенным посредством P. Или: «не-P обозначает нечто иное, нежели то, что обозначено Р.

Все это задает условия, при которых некоторая комбинация знаков, образующая предложение, приобретает смысл. Смысл комбинации знаков предложения полностью определен тем, что установлены значения как дескриптивных, так и логических знаков и посредством правил образования задана их связь в предложении. Он заключается в том, что обозначает эта комбинация согласно установленным значениям знаков и правилам образования. Иными словами: смысл определен словарем и — логической! — грамматикой языка⁸⁵.