Вензель твой в сердце моем...
Шрифт:
Удар. Хрип. Упс, прости, я не хотела.
— Хе-хи, Кикё, ты станешь очаровательной куклой! Я сделаю тебе кровавый макияж, уложу волосы так, словно они заиндевели, заполню кровь ядом, превращу суставы в шарниры! И ты станешь лучшей куклой в мире! Нет, во всех мирах! Знаешь, твоя душа останется в теле. Из-за яда. И ты будешь словно жив. Ох-ох, я проговорилась! Прости-прости! — смеюсь. А твои глаза наполняет боль. Сладко. Как же сладко!
Скольжу кончиками пальцев по твоим скулам. Пытаешься отдернуть голову. Смешно. Ты правда думаешь, что у тебя есть выбор? Хватаю тебя за волосы, резко дергаю их назад. Ты шипишь от боли. Или, может, на меня? Лозы, связывающие твои запястья, сжимают их сильнее. Ты
По каменной кладке стекает вода. Опять на улице дождь… Ну почему на этом острове так часто выпадают осадки?! Из-за того, что небо плачет над местом, скрывающим врата в Ад? Фи. Банально. Тогда почему? Здесь незакрытый пуп Земли или просто давление шалит? Хи-хе. Смотрю на потолок. В нескольких местах с него ручьем льет вода, и мне кажется, здесь запросто могли бы врасти сталактиты и сталагмиты, если бы условия позволяли. А впрочем, наплевать. Мне просто надо успеть закончить приготовления до вечера — до того, как врата в Преисподнюю распахнутся. Ведь я заберу тебя с собой, моя марионетка!
— Приготовься, хороший мой, сейчас будет немножко больно! Опять.
Нежно прикасаюсь к лозам. Они так похожи на колокольчики, что ты проращивал сквозь своих жертв! Но ты ведь их не жалел, значит, придется и тебе потерпеть, ведь кто-то говорил, что всё в мире имеет свойство возвращаться: и добро, и зло. Банально. Но мои лозы и впрямь похожи на твои колокольчики. Только куда более ядовиты.
Лозы неспешно натягиваются, приподнимая тебя над каменным полом, заведенные за спину руки не выдерживают веса тела. Хруст! Крик! Ах, какие звуки! Сладостная музыка для моих ушей! Минус два сустава. Осталось еще немного… Хи-хе.
— Стерва… — дыхание сбивчивое, но ты всё же шепчешь эти слова. Как же ты не потерял сознание от боли? Даже обидно. А впрочем, нет. Ты ведь моя кукла, значит, ты сильный. Ты выдержишь, Кикё. Я не дам тебе умереть… раньше времени.
— Как скажешь, милый. Для тебя я буду и стервой, и палачом, и инквизитором, и кукольником. Тебе всего-то надо потерпеть! И вообще, ты разве не хочешь вечной жизни?
— Я лучше сдохну, чем…
Закрываю твой рот ладонью. Ты забавно фырчишь и закрываешь мутные, подернутые пеленой боли глаза. Нет, обо мне говори, что хочешь, но отказываться от жизни со мной я тебе не дам. Вот уж нет.
Пот расчерчивает маслянистые дорожки по бледной коже, смешиваясь с кровью, заставляет спутанные зеленые волосы липнуть ко лбу, падает на каменный пол, словно дождевые капли — очередные. Я расчешу твои волосы, дорогой мой. Сотру эту липкую холодную испарину. Одену тебя в изящный камзол, как раньше… Но это всё потом — в нашей безумно долгой совместной каре! Понимаешь? Впрочем, вряд ли. Амнезия — страшная штука!
— Сдохнуть еще успеешь, но не сейчас, дорогой, не сейчас…
Улыбаюсь. А лозы обвивают локти и слышится новый хруст. Такой сладкий. Похожий на хруст костей, когда по ним идешь в сапогах на металлической подошве. О да, именно эта кара была последней у твоей души в Аду в тот раз — я обула раскаленные башмачки, прямо как мачеха Белоснежки, и ломала твои кости. Но ты не знаешь, что я не стала обувать под металл специальные ботинки из выделанной шкуры Цербера — она защищает от жара. Мы сгорали вместе, разве что мои кости не дробились… Прости, что я тебя тогда пожалела. Прости, что не перевела на следующую ступень наказания. Прости, что не дала тогда испытать всю лавину боли. Потому что карму всё же не изменить. И ты будешь платить в этот раз двойную цену. Но я снова вмешиваюсь… Ах, какая я нехорошая! Впрочем, мне по статусу положено, хо-хи…
И снова хруст, а запястья теперь вращаются совершенно свободно. Наслаждаюсь твоими криками — они прекрасны и так мелодичны! Ты мог бы
— Я открою тебе секрет, Кикё. Ты был паинькой, и я расскажу тебе кое-что важное. По идее, если верить Книге Судеб — а ей нельзя не верить! — ты должен умереть через двадцать лет в бою. Но так как твоя душа избежала наказания в прошлый раз, решено было заполнить болью твою жизнь. Эту жизнь. Вообще-то, тебя хотели изъять из тела, закинуть в Ад и начать пытать, но я уговорила знакомых пересмотреть наказание. Ты всего лишь побудешь моей марионеткой до тех пор, пока не искупишь грехи прошлой жизни, а затем твою душу изымут из этого тела и отправят в Ад — платить за эту жизнь. Скажи мне «спасибо»: я буду нежнее демонов, которые бы погнались за быстрым решением вопроса и подарили тебе самые страшные пытки. Я растяну твое наказание на долгие-долгие годы! И боль твоя будет не так велика. Здорово, правда?
— Я тебя уничтожу…
Улыбаюсь. Ты такой милый, когда злишься… Зеленые локоны пропитаны алым и теперь немного похожи на мои. Глаза мутные, наверное, почти ничего не видят, но полны огня — огня ненависти, ярости, решимости… Какой чудесный коктейль! За него я и полюбила тебя, Кикё. Губы разбиты в кровь, на бледной коже сотни ссадин, царапин, ран. Почти идеальное, спортивное, подтянутое тело окутано в алое марево твоей собственной крови. Так красиво… Тебе не идет белый — тебе не идет саван. Тебе не идет смерть, Кикё. Потому что тебе к лицу жизнь, а красный цвет — это цвет жизни! Боли, агонии, сгорающих надежд! Кровь — это жизнь, а жизнь — это ты, моя марионетка…
Зарываюсь пальцами в твои волосы, ты отдергиваешь голову. Откуда только силы взялись? Хи-ха-хи… Лоза, обвитая вокруг твоей груди, поднимает тебя над полом, ослабляя давление на руки, ты шумно выдыхаешь.
— Так лучше, правда?
— Если я буду в сознании, когда-нибудь я убью тебя…
Какие чудесные слова! Это обещание?
— Отлично! Это будет наше обещание, мой дорогой! Ты уничтожишь меня, но до тех пор я буду с тобой — буду дарить тебе боль и наслаждаться ею сама! Это наше новое обещание! Прошлое ты не сдержал, может, хоть это сдержишь?
— Какое «прошлое»? Ты больна… Кажется, демоны тоже бывают психами.
Удар. Ненавижу, когда мне так говорят! По твоему подбородку стекает кровь. Такая манящая. Улыбаюсь и, резко дернув тебя за волосы, слизываю алую дорожку. Сладко. Горячий язык скользит по израненной коже, отравляя ее демоническим ядом, твой голос срывается на хрип — боль подчиняет тебя себе, но ты отказываешься подчиняться и кричать в голос. Мило. Это так мило, что у меня нет слов!
Обнимаю тебя, прижимаясь всем телом, и шепчу на ухо:
— Амнезия — полезная штука. Помогает забыть о данных давным-давно клятвах. Но я тебе напомню. Ты пообещал, что даже в Аду будешь со мной, а когда вернешься к жизни, не забудешь меня. Ты поклялся. И ты меня обманул…
Царапаю когтями кожу на твоей груди, ты смотришь на меня полным ненависти взглядом, но в нем сквозит непонимание. Неужели пытаешься вспомнить? Поздно. Теперь ты не знаешь, кто я, не помнишь даже моего имени, не понимаешь, что я не больна. Ведь ты не помнишь, что я наблюдала за тобой в прошлой жизни и пришла на помощь, когда ты был в опасности. Я любила-любила-любила тебя, мой Зеленый Король Колокольчиков! Моя Зеленая Фея — прямо как наркотик. Ты — мой наркотик, Кикё! Всегда был и всегда будешь, хе-хи! Но ты этого не помнишь. И не помнишь, что постепенно, в прошлой жизни, я стала твоим наркотиком. Не помнишь, как мы выигрывали войны, как ты — генерал огромной армии — захватывал бескрайние территории, а я дарила тебе боль и нежность демонической любви. Не-пом-нишь! И я тебя за это ненавижу. Ненавижу и так люблю…