Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"
Шрифт:
А потом все оборвалось в один день. Вечером они в обминку заснули на той злосчастной кухне, последнее, что Кастет запомнил — она снимала жгут с его плеча. Было хорошо. Только утром он очнулся в наступающей ломке, с холодным мертвым телом на руках. Не успел ввести себе спасительную дозу, как явился отец Гиены. Он квартала два гнался за Кастетом с топором, крича в слезах: «Это все из-за тебя, вонючий ублюдок! Зарублю тебя, сучий ты сын! Гореть тебе в аду, пьяная мразь!». Спасло его то, что он успел взобраться на крышу одного дома по пожарной лестнице. Там он просидел до вечера, видел, как проносили в тот же день гроб. «Красивая была», — помыслил себе он, провожая
Теперь в душе образовалась пустота, отчего эту самую душу поглотил холод. У него не осталось желаний, стремлений, он жил впустую, сам не зная, зачем. Клык пошел за пивом — решил, что церемониться с Кастетом, в прошлом Кэно, бесполезно. Кэно же мало интересовало пиво. Он смотрел на блестящий отполированным хромом байк Рейнджера. Зверь! Очень красивый мотоцикл. И оставил его здесь просто так — знал, что лишние здесь не шастают. Кэно встал с асфальта, от волнения пожевывая потухший окурок. Он запрыгнул на мотоцикл и завел двигатель.
— Твою мать! — закричал Клык и вскочил из-за стойки, услышав рев своей машины.
Он выбежал на улицу, но Кэно уже, разогнавшись на полную, уносился прочь, показывая ошеломленному Рейнджеру средний палец. За этим занятием он не заметил, как выскочил на встречную полосу, оставив на белом пунктире след паленой резины.
— Гаденыш! — заорал вслед панку анархист. — Мой байк!
— Пошел ты! — уже с приличного расстояния выкрикивал ему Кэно, когда навстречу угонщику несся, как разозленный стальной монстр, грузовик «Peterbuilt». Кэно ударил по тормозам, но было поздно. Удар при столкновении согнул пополам колесо и погнул вилку. Благо, самого угонщика отшвырнуло на дорогу, и он остался жив. Парень не понял ничего, что произошло. В лучах заката над ним вырисовался силуэт мужчины в ковбойской шляпе. Кэно ощупал грязной ладонью вымоченный кровью ирокез… На этом воспоминания оборвались.
Он пришел в себя. Значит, он выжил. Он сидел на теплом полу — впервые за долгое время. На нем не было ничего, кроме рваных джинсов, так что кто угодно мог заметить, как он отощал — его ребра можно было пересчитать, не делая рентгеновского снимка. Он выглядел ужасающе — так, будто только что покинул концлагерь. Придя в сознание, парень понял, что очутился в помещении, которого раньше не видел — светлый паркет, дощатые стены, огромные окна, на полу шкуры, у коричневого кожаного дивана на металлических стойках чучела диких птиц. На стене висело охотничье ружье.
— Клык! — закричал Кэно, осознав, что находится в его загородном доме. Он хотел встать, но во всем теле была такая слабость, что он моментально рухнул на пол. Что-то рвануло его руку вверх — его приковали наручникам к трубе батареи.
— Дьявол, зачем это? — лихорадочно подумал парень.
Ему становилось плохо — начинало ломать.
— Клык! — заорал он. — Спасай — загнусь ведь!
— Да? Неужели! — прохрипел голос откуда-то сверху. — А раньше о чем думал?
— Потом морали будешь читать! — уже беззвучно рыдая от неимоверной боли, кричал Кэно. — Загнусь ведь, Клык!
— Не хрен было начинать! — гаркнул Рейнджер, стоя на лестнице на второй этаж.
Ослабшего Кэно начала бить неистовая судорога — его тело выворачивало так, насколько только позволяли суставы. Боль пронизывала каждую клетку, с него неудержимо струился пот, колотил пронзительный озноб. Его хребет выгнуло в неестественной нелепой позе, он застонал от боли, за ней началась рвота. За долгое время голода его желудок будто прилип к позвоночнику —
— Я знал, что ты справишься, — шепнул он, убедившись, что все в порядке.
Он не мешкал — сразу повез Кэно в лазарет. Там парня осмотрел Страйдер.
— Он поправится не скоро, — огорченно сделал он заключение. — Наркотики сильно подорвали его здоровье.
Страйдер поправил очки и указал Клыку на гнойные струпья вдоль локтевой вены парня.
— Это от иглы, — пояснил он, обрабатывая язвы йодной настойкой. — Можешь вообразить, что делается внутри организма?
Что уж говорить, молодому человеку пришлось нелегко. Поразительно, что вообще удалось снять его с иглы столь жестким методом. Однако Кэно знал, что никто, кроме него самого, не виноват в том, что с ним случилось.
Поправившись, он продолжил обучение с усердием и ответственностью — он очень не хотел подводить людей, так много сделавших для него. Морихея радовало то, с какой скоростью парень усваивал уроки — у него была приличная сила и цепкий ум, он мог соображать, мыслить логически. Глава клана даже поговаривал, что за ним будущее организации.
Вскоре Кэно стал истинным бойцом клана — все чаще участвовал в операциях наравне с другими «Черными драконами», воевал с кланом Дагона. Но на одной стычке с «Красным драконом» враг имел преимущества — и по вооружению, и по числу. Анархисты сражались до конца. Кэно отстреливался из АКМ, получил два пулевых ранения в живот, но это он окончил бойню, пристрелив последнего вражеского наемника и подняв черный флаг анархистов. С поля битвы его уносил его учитель Страйдер, причитая:
— И зачем Морихей втягивает его в это?
— Вот именно. Он же еще только подросток, — подтвердила Скарлетт, когда мужчина заносил парня в машину. — Раны у него сильно серьезные?
— Да, в живот попали, — проговорил Страйдер.
— У тебя нет обезболивающего? Он же мучается, — она пригладила короткие мокрые от пота волосы Кэно.
— Нет, — покачал головой мужчина.
Парень терял сознание. Жар окончательно разморил его.
— Пауки… Пауки… — срывался невнятный шепот с его пересохших губ.
— Бредит, — грустно промолвил Страйдер.
— Бедняга, — жалела парня Скарлетт, отирая пот с лица молодого человека.
Валяясь на больничной койке, Кэно снова пришел к выводу, что он — оружие в чужих руках. Отчаяние уже готовилось атаковать, когда он сам нашел для себя рациональное объяснение случившегося:
— Анархизм основан на взаимовыгодном сотрудничестве. Что же получается? Эти люди дали мне средства, хлеб и крышу над головой, да еще и взялись обучать меня — взамен я просто обязан сражаться на их стороне за их идеалы. Но я — не наемник, ставший под чужие знамена. Мне самому нравятся эти идеалы.