Вера
Шрифт:
9.
Ожидание антракта для меня становится навящевой мыслью. Хочется вскочить и бежать отсюда. Чем дальше, тем лучше. Стряхнуть странное наваждение, навеянное реакцией на откровения в автобусе. Мужчина поделился частичкой своих воспоминаний, а я почему-то сразу почувствовала себя какой-то особенной. Глупо. Наверняка он с интересом смотрит на Раневскую, которая сокрушается о вырубке её любимого вишнёвого сада. Явно не занимается самокопанием, как это сейчас делаю я.
Пытаюсь расслабиться. В конце концов бессмысленно напрягаться из-за
Как только наступает антракт, хватаю сумку и лечу в буфет. Даже коллег своих не жду. Лишь бы подальше от этого назойливого аромата кофе и сандала. Так я и не смогла проникнуться театром. Занимаю очередь и с интересом разглядываю витрину. Цены меня конечно не радуют. Видимо придется пить пустой чай. Но ничего. По приезду домой, наемся маминых гренок. Она обещала сегодня их наготовить. Мммм. Даже в животе забурлило.
Сажусь за свободный стол и попиваю пакетированный черный чай с сахаром. Сразу вспомнились железная дорога, стук колес и крепкий напиток в металлической поставке. Почему-то я всегда была неравнодушна к чаю из поезда. А здесь какой-то горький, невкусный, даже сахар не спасает.
— Вер, у тебя свободно? — спрашивает неожиданно нарисовавшийся Василий. — Просто больше свободных столиков нет, — отчитывается он, приняв моё молчание за нежелание. Я пробегаю взглядом по буфету и понимаю, что да, все столики забиты до отказа.
— Да, конечно, садись. Извини, задумалась.
— О чем, если не секрет? — я не успеваю ответить, как мужчина продолжает, — Я тоже в восторге от спектакля. Как актриса талантливо передала чувства Раневской. А Лопахин именно такой, каким я его и представлял. Молодцы! Постановка выше всяких похвал.
— Да, согласна, — вздыхаю. Жаль, что мои мысли витают далеко отсюда. А ведь так хотела попасть сюда. Увы.
— А помнишь, как мы с тобой ходили в театр?
— Да, помню. Продавец дождя называлась постановка если я не ошибаюсь.
— Да, она самая. Мне тогда её так нахвалили. Так хотелось произвести на тебя впечатление. Но не получилось, — грустно на меня смотрит бывший одногруппник.
— Получилось. Спектакль был выше всяких похвал. И тюльпаны красивые. Если бы путь к сердцу лежал через театр, ты бы занял почетное место, — улыбаюсь я, стараясь смягчить впечатление, пусть и запоздало.
— Кхм. Не отвлеку? — смотрит на нас своими тяжелым и тягучим взглядом Давыдов.
— Михаил Михайлович, нет конечно. Мы с Верой театр обсуждаем. Как Вам Вишневый сад?
— Нормально, — садится мужчина напротив меня, методично просверливая во мне дырку. Я ёжусь и утыкаюсь в чашку.
— Это вам, — двигает мне свой бутерброд с маслом и икрой мой начальник. Я испуганно поднимаю глаза и не понимаю.
— Зачем?
— Что зачем? Просто угощаю вас? Вас что никогда мужчина не угощал?
— Угощал, — снова краснею в его присутствии и забираю поближе к себе тарелочку с лакомством. — Спасибо, — почти шепотом выдавливаю из себя одно
Василий снова начинает нахваливать сегодняшний спектакль. Его слова так не достигают моих ушей. Я словно погружаюсь в наэлектризованный вакуум. Михаил ни на секунду не отводит от меня глаз. Всё его внимание исключительно на мне. На вопросы Васи он отвечает односложно, неохотно. Но моего коллегу это не смущает. Он умудряется болтать за троих, словно не замечая напряжения в 220 вольт, летающего за нашим столом. Бутерброд мне удается съесть с большим трудом, не смотря на то, что он бесподобен. Как я давно не ела икру. Но под взглядом начальника мне кажется это невыполнимой задачей.
— Вер, ты согласна? — будто ото сна вытаскивают меня слова Васи.
— А, да. Я, пожалуй, пойду, — наконец вскакиваю со своего места, — скоро постановка начнется.
— Вер, вместе пойдем. Я только свой бутерброд доем.
— Нет, — слишком резко отвечаю. Ни на секунды не хочу оставаться под тяжелым взглядом начальника. — Я ещё в дамскую зайду, сидите.
Я торопливым шагом покидаю столик и отправляюсь в зал. Кати и её подруги ещё нет на месте. Это позволяет мне перевести дух. Но ненадолго.
По знакомому запаху я понимаю, что мужчины тоже заняли свои места. Я на автомате резво выпрямляюсь в струнку, словно кол проглотила.
Расслабиться не удаётся до самого окончания спектакля. Теперь я уверена на все сто процентов, что мужчина смотрит на меня. Не на Раневскую, не на Варечку с Анечкой, не на Гаева с Лопахиным. Только на меня. Я лопатками чувствую жар его глаз. Казалось, что ко мне невесомо прикасаются сотни крыльев бабочек, щекочут меня, гладят. Что за странные ощущения творятся со мной, я не понимаю. Или не хочу понимать. Почему начальник уделяет мне столько внимания? Ведь я просто его секретарь, подчинённая.
По окончании постановки я облегчённо выдыхаю. Знала бы, что меня ожидает в театре, пошла бы лучше домой. Провела вечер со своими сыновьями. Я так по ним скучаю. Ведь раньше мы всё время вместе были. Расставались только, когда они уходили в школу.
В автобусе сажусь с незнакомой женщиной и наконец понемногу расслабляюсь. Все-таки напряжение, длившееся два с половиной часа, вывело меня полностью из равновесия. А сейчас будто тумблер внутри меня переключили, и я засыпаю.
Транспорт останавливается у работы. Я потягиваюсь, стараясь размять затёкшую шею. Все-таки сон в неудобной позе даёт о себе знать.
На выходе меня перехватывает Василий.
— Вер, давай я тебя провожу до дома.
— Ты же знаешь, мне здесь недалеко.
— На улице стемнело. Опасно идти по тёмным улицам одной.
— Вась, не стоит переживать за меня. Я взрослая девочка. Но в любом случае спасибо за предложение.
Я машу мужчине на прощание рукой и иду в сторону дома. Сейчас мне хочется побыть наедине с собой. Без бесконечной трескотни Васи и тяжелого взгляда Михаила.
Иду вдоль девятиэтажных панелек, из окон которых горит свет. Именно он освещает мне путь. У одиночных фонарей давно были пооткручены лампочки и разбиты плафоны. К сожалению, вандализм в наши дни процветает.