Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.
Шрифт:
Хлопчатобумажные ткани сменились шелком самых различных расцветок. Узорами небесного персикового дерева, плоды которого вкушает Сиванму в своем дворце у Яшмового пруда, сияли ослепительные шелка под названиями «солнечный блеск» и «лунный блеск». Сверкал белизною целомудренный шелк «сонджодан» с видами заснеженных пустынных пиков. Вот шелк «тэдан» с изображением Конфуция, взошедшего на Тайшань, откуда великому философу вся Поднебесная показалась маленькой. Вот шелк «дремлющий дракон» с изображением двух несравненных мужей древности в Наньянской хижине.
Один за другим появлялись куски шелка «янтхэмун» с крупными узорами в виде колец, напоминающих поля круглой шляпы, и штуки всеми любимой шелковой ткани «сугапса», шелк «ынчжонса» — «серебряные полосы» и шелк «поксудан»,
На одной ткани — узоры в виде следов конских копыт, по полю другой разбросаны следы птичьих лапок.
Клубами громоздился воздушный шелк «унмундан» с узорами в виде белых облаков, безбрежным океаном расстилался шелк «чогэдан» с рисунком в виде двустворчатой раковины.
Затем явились изделия мастеров Хэджу и хлопчатобумажная ткань из Монгольских степей, отливающий блеском шелк «мобондан» и плотный киперный шелк «мочходан», ворсистый шелк для одеял и легкие прозрачные ткани «ёнчхо» и «кванса». Далее последовали летняя узорчатая ткань «кильсанса», травчатый шелк «сэнсу», шелковые ткани из Китая и Японии, добротная ткань «капчин» и узорчатые шелка «сэнчхо» и «чхунса».
При виде этого богатства жена Хынбу запрыгала от восторга.
— И красный шелк, и синий шелк! Да как много! Для полного счастья нам остается лишь одеться во все шелковое!
Теперь у супруги Хынбу все из шелка: шелковая головная повязка, шелковые ленты, шелковые кольца, шелковая кофта, шелковая блузка и обе юбки с шароварами. Даже носки — и те из шелка!
— А мне-то во что же одеться? — воскликнул Хынбу.
— Сделайте из шелка шляпу, мангон, тесемки... Пусть будут шелковыми и колечки на мангоне... Если вам мало этого, сшейте из шелка большой мешок и наденьте на себя!
— Ты что же, хочешь, чтобы я в нем задохнулся? — смеется в ответ Хынбу. — Давай-ка примемся за следующую тыкву.
Отбив шнуром прямую линию, Хынбу приставил пилу к тыкве.
Эйёра, ходи пила! Суйжэнь [208] добыл огонь и научил Людей на нем варить и жарить пищу. Фуси сплел сеть и научил людей Ловить в потоках рыбу и сеять злаки. Владыка Желтый [209] пробовал на вкус Растения, настаивал лекарства. Цаньцун [210] стал листья тутов собирать И научил людей носить одежду. Иди [211] дал людям терпкое вино, Нюйва [212] свирель искусно смастерила, Цай Лунь [213] бумагу первый изобрел, Мэн Тянь [214] же для письма придумал кисти. Все вещи на земле — творенья тех, Кто думал и заботился о людях. Давай-ка создадим, жена, и мы Искусство перепиливанья тыквы! Плавно ходит пила. Ну, наддай! Сама пошла!208
Суйжэнь — мифический правитель Китая, научивший людей пользоваться огнем.
209
Владыка Желтый (Хуан-ди) —
210
Цаньцун — легендарный изобретатель шелководства.
211
Иди — легендарный изобретатель вина.
212
Нюйва — мифическая устроительница мира, прародительница людей.
213
Цай Лунь (ум. 114) — изобретатель бумаги.
214
Мэн Тянь (III в. до н. э.) — военачальник, руководитель строительством Великой китайской стены; ему приписывается изобретение кисти для письма.
Мерно ходит пила, мягко врезаясь в тыкву.
Крак! — тыква с треском разделилась, и показался сундук чистого золота, запертый золотым замочком в виде черепахи. А вслед за этим послышался голос:
— Открой сундук, Хынбу!
Ликуя в душе, Хынбу опустился на колени и приоткрыл крышку: сундук был доверху наполнен золотом, чистым серебром, черным самородным серебром, серебром высшей пробы и прочими металлами. Были там также янтарь разных сортов, кораллы, жемчуг, киноварь, мускус, камфара и ртуть.
Когда же Хынбу опорожнил сундук, тот вновь до краев наполнился сокровищами. Опорожнил еще раз — а сундук все так же полон.
Радости супругов не было предела. Не в состоянии ни есть, ни пить, они шесть дней и шесть ночей подряд торопливо опустошали неисчерпаемый сундук. В мгновение ока Хынбу стал великим богачом.
Восхищенный Хынбу сказал жене:
— Для такой уймы вещей наше жилище тесновато. Недурно было бы все это где-нибудь сложить. Давай-ка распилим еще вон ту тыкву. Попробуем построить себе дом!
С этими словами Хынбу сорвал еще одну из оставшихся тыкв, и супруги весело принялись за работу.
— Ну-ка, жена, наберись еще немного сил! Тяни пилу посильней!
Плавно ходит пила. Ну, наддай! Сама пошла! Вспоминаю нашу жизнь, Как дурной вчерашний сон, Мы страдали горше всех — Сделались богаче всех, Как не радоваться нам! Плавно ходит пила, Ну, наддай! Сама пошла!Мерно ходит взад и вперед пила.
Крак! — тыква раскололась на две части, и из нее валом повалили мастера-плотники, а потом — зерно всех видов.
Плотники прежде всего выбрали благоприятное место для постройки жилища, затем расчистили площадку и взялись за сооружение дома.
Построили они его о четырех углах — с женской половиной, главным залом, помещениями для слуг и амбарами, с карнизами в виде веера, цветной бумагой по стенам, верандой, с раздвижными решетчатыми дверями и с такими же окнами.
В саду перед домом и позади него чудесные работники посеяли удивительные цветы и редкие травы. На солнечной стороне установили рисорушку, в тенистом месте вырыли колодец. У ворот посадили ивы, а за оградой — дыни.
Амбары засыпали зерном: в восточный амбар — десять тысяч кулей неочищенного риса, в западный — пять тысяч кулей белого риса, в амбары перед домом и позади — по пяти тысяч кулей бобов и разных злаков да еще по три тысячи кулей кунжута.
Кроме того, они насыпали зерно грудами — наверное, не меньше десятка куч, — да к этому прибавили еще двести девять тысяч лянов денег.
На несколько тысяч лянов внесли всевозможной утвари в спальню, а кладовые завалили шелком всех сортов и драгоценностями.