Весь Дортмундер в одном томе

Уэстлейк Дональд Эдвин

— Мошенники? — переспросил он. — Бродяги, отбросы общества помогают нам? Нам?

— Они хотят спокойной обстановки. И считают, что после того, как мы получим рубин назад, мы успокоимся.

— Так оно и есть.

— Я знаю это. Они знают это. Поэтому люди собираются вместе и через своих людей пытаются отыскать рубин. Они настолько рассержены сложившейся ситуацией, что не только вернут нам кольцо, но и парня, который его украл.

Мэлоуни уставился на него:

— Тони, как перед Девой Марией скажу тебе правду.

Если бы кто-нибудь другой пришел в этот кабинет и сказал мне такое, то я бы назвал его лжецом и наркоманом. Но я знаю тебя, Тони, знаю, что твоим главным недостатком всегда была безупречная добросовестность, и поэтому я верю тебе. Это проявление уважения и восхищения, с которым я всегда смотрю на тебя, Тони. А теперь я хочу узнать сотни и сотни подробностей.

— Клопзик пришел к Абелю прошлой ночью, — начал Каппеллетти, — чтобы узнать, что за улики по краже Византийского Огня есть у нас. Абель задал ему несколько встречных вопросов и таким образом они пришли к обоюдному решению. Клопзик назвал штаб-квартиру группы…

— Штаб-квартиру! Полагаю, что у них есть и воздушная разведка.

— Я не удивлюсь, — сказал Каппеллетти, равнодушно. — В подсобке бара на Амстердам-авеню. Таким образом, мы провели обыск и взяли одиннадцать мужчин, каждый с газетой длиной в обе твоих руки. И один из них предложил нашим следователям сотрудничество. Черт, если все одиннадцать парней повторят ту же историю, что и Клопзик, то мы дадим им nihil obstat (лат. «ничто не препятствует») и imprimatur (лат. официальное разрешение) и отпустим обратно на улицу.

Хорошая черта в полицейских — независимо от того насколько различны их этнические принадлежности, они всегда могут поговорить друг с другом как католики.

— Значит, вы не дали им полную индульгенцию, — сказал Мэлоуни и усмехнулся.

Каппеллетти с юмором был на «вы». Отбросив религиозные аналогии, он продолжил:

— У нас есть с ними связь и мы знаем, где они находятся.

— И они «перетрясут» преступный мир?

Каппеллетти кивнул:

— Именно так.

Инспектор снова усмехнулся. Свое первоначальное негодование на появление коллеги теперь он находил смешным. Леон оказался все-таки прав — он наслаждался присутствием Тони Каппеллетти.

— Можешь себе представить нашего преступника, какое алиби он выдаст тем ребятам?

Даже Каппеллетти улыбнулся:

— Звучит очень оптимистически, Фрэнсис.

— Звучит прекрасно, — согласился инспектор. — Но, Тони, эта информация должна остаться в Отделе. Никто из ФБР, патрульных или прочих не должен узнать об этом.

— Конечно, нет, — Каппеллетти всё это время выглядел возмущённым, но всегда когда он был таким, ему было трудно выказать своё недовольство.

— И пришли ко мне этого Клопзика, — попросил Мэлоуни. — Тихо, незаметно и быстро. Мы должны знать наших новых партнеров.

24

Дортмундера разбудил трезвон телефона, доносившийся

издалека. Его левая рука лежала во рту.

— Фу! — фыркнул он и вынул ее.

Затем сел, скривился из-за неприятного вкуса во рту и услышал, шепот Мэй из гостиной. Через минуту она показалась на пороге.

— Энди Келп на проводе.

— Как будто и без него у меня мало проблем, — проворчал Дортмундер.

Но он все же встал с постели и в нижнем белье побрел в гостиную.

— Нда? — отозвался Джон.

— Послушай, Джон, — начал Келп. — Есть хорошие новости.

— Говори быстро.

— Я больше не пользуюсь автоответчиком.

— О, нда? Как так вышло?

— Ну… — в голосе Келпа прозвучала нехарактерная для него нерешительность. — Дело в том, что меня ограбили.

— Тебя что?

— Ты помнишь мое сообщение, что меня нет дома. Так вот, кто-то позвонил мне, услышал, что в квартире никого нет, и стащил некоторые вещи.

Дортмундер, сдерживая смех, посочувствовал:

— Плохи дела.

— Когда включаешь автоответчик — сказал Келп.

Джон закрыл глаза и так плотно зажал рот рукой, что из него не просочился ни один звук.

— Я могу установить еще один аппарат, — продолжал Энди, — ты знаешь, у меня есть к ним доступ, но я думаю, что…

И вдруг послышался визгливый и очень громкий крик:

— Твой отец эльф! Твой отец эльф!

Дортмундер отпрянул от кричащего телефона и уже не стал более сдерживать свой смех. Осторожно приблизив трубку снова, он услышал, как ему показалось, три или четыре пронзительных детских голоса, которые повторяли что-то наподобие детского стишка: «Большую рыбу не словили. Хороших денег не получили. Пускай она примет поздравления…». Так же был слышен крик Келпа: «Дети, отойдите от телефона! Уходите оттуда или вам не поздоровится!».

Детская песенка закончилась хихиканьем, гоготаньем… и внезапным громким щелчком.

— Ты отключился, да? — отозвался Дортмундер.

— Нет, нет, Джон! — послышался голос и дыхание Келпа. — Не вешай трубку, я все еще здесь.

— Знать даже не хочу, что это только что было, — опередил Дортмундер, — но так или иначе ты мне расскажешь.

— Это все мой телефон на крыше.

— Телефон на крыше? Ты ведь живешь в квартире!

— Нда, ну, мне нравиться иногда подниматься на крышу, — начал Келп, — когда светить солнце и принимать солнечные ванны. И я не хочу…

— Пропустить ни одного звонка, — закончил Джон.

— Верно. Я провел провод, установил разъем. И теперь я могу подняться туда и подсоединить телефон. Но видимо вчера ночью я забыл принести его обратно.

— Видимо…

Щёлк: «У тебя вонючее бе-лье, ло — щина в лоб-ковых волосах…».

— Хватит, — рявкнул Дортмундер, повесил трубку и направился в ванную, чтобы избавиться от вкуса собственной руки во рту.

Спустя полчаса, когда он уже заканчивал завтрак, в дверь позвонили. Открыла Мэй. В кухню вошел Энди Келп, жилистый, с горящими глазами, с острым носом и телефоном в руках. Он выглядел довольным как никогда.