Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
Мэлоуни неохотно кивнул и улыбнулся; Фридли такой же кретин, но в меньшей степени, чем Закари.
— Главный инспектор, смею заверить вас, что ФБР никогда намеренно… — начал Закари.
— Я убежден в этом, — прервал инспектор. — Убирайтесь из моего офиса, я должен работать.
Закари хотел остаться и придумать, как достойно уйти, но Фридли уже открыл дверь и сказал:
— Удачного вам утра, главный инспектор.
— И вам удачного утра, — приказал Мэлоуни.
— Еще увидимся, — предостерег Закари.
Как только два кретина из ФБР ушли, быстрой походкой вошел Леон.
— Они злоупотребляют гостеприимством.
Мэлоуни задумчиво посмотрел на него:
— Кто носит черные вельветовые брюки?
— Из моих знакомых никто. Капитан Каппеллетти здесь.
Нахмурившись,
— И с этим нельзя было обождать? Тони Каппеллетти?
— На этот раз вам понравится, — заверил Леон и вышел.
Вернулся он через полминуты с капитаном Энтони Каппеллетти — начальник отдела по борьбе с организованной преступностью сутулые плечи, большие руки, густые брови, раздражительный сукин сын с огромными небритыми челюстями и длинными колючими зарослями черных волос по всему телу.
— Доброе утро, Фрэнсис, — поздоровался капитан и направился к стулу, на котором совсем недавно сидел Закари.
Леон позади вошедшего, подмигнул Мэлоуни и вышел, закрыл за собой бесшумно дверь.
В начала своей полицейской карьеры Энтони Каппеллетти зарекомендовал себя отличным специалистом отдела по борьбе с организованной преступностью и не только потому, что был по происхождению итальянцем. Он даже говорил по-итальянски, он вырос в части города под названием Маленькая Италия, ходил в школы с сыновьями и племянниками крестных отцов и рядовых членов банд (которые в следующем поколении станут капо и бандитами), и самое главное, Энтони Каппеллетти ненавидел мафию. Презирал. Абсолютно не понимал ее смысл. Почему изо всех национальностей, бурлящих вместе в одном удивительном плавильном котле под названием Нью-Йорк, только итальянцы имеют свой собственный крупный организованный преступный синдикат. Воспринимал он это как личное оскорбление. Голландец Шульц итальянец? Нет. Багси Сигел итальянец? Нет. Дион О’Бэньон итальянец? Черт, нет! Почему на немцев, евреев, ирландцев не падает тень подозрения, что все немцы, все евреи и все ирландцы мафиози? Нет! Только итальянцы вынуждены жить с этим общим мнением, что все итальянцы (за исключением, пожалуй, Матери Кабрини) состоят в мафии. Энтони Каппелетти считал такое положение дел недопустимым, как будто произошел ужасный брак — между ним и его этнической принадлежностью. В первую очередь отвращение к мафии направило его в полицию, и именно его абсолютно искренняя антипатия явилась причиной назначения начальником отдела по борьбе с организованной преступностью.
В этой должности он пребывал уже четыре месяца. «Я поговорю с ними на их «языке», — сказал он своему начальству на одном из совещаний, которые прошли за эти четыре месяца. Так он и сделал. Он так «поговорил», что за эти месяцы он создал абсолютный кризис законности и правопорядка в городе Нью-Йорке. То, что Каппеллетти сделал, было предельно ясно для мафии: ложные улики, ложные свидетельские показания, запугивание свидетелей, «заказные» дела, подкуп присяжных, противозаконная прослушка, допросы с пристрастием и периодические выстрелы из дробовика в окно ресторана. Казалось, он собирался полностью стереть мафию с лица Земли — то есть с Нью-Йорка — и сделать это собственноручно еще до наступления Рождества. За эти четыре месяца хоть Каппеллетти почти и не убил никого, но наломал много костей, взорвал массу авто и похоронных бюро, упрятал за решетку такое количество мафиози, что лидеры этих банд собрались на особом закрытом заседании на Багамах, где запланировали наиболее радикальную атаку в истории мафии.
Они пригрозили покинуть Нью-Йорк.
Вести распространялись, тихо, но четко. Нью-Йорк и в прошлом терпел потери — Нью-Йорк Джайентс перебрались на болота Джерси, Америкэн Эрлайнз ушли в Даллас, десятки центральных офисов переместились в Коннектикут, какое-то время назад даже фондовая биржа грозилась закрыться — но настоящие проблемы ждут Нью-Йорк тогда, когда мафия встанет и уйдет. Подумайте, если гангстеры уйдут, что произойдет со всеми предприятиями, куда внедрены преступные элементы, кто будет ими управлять? В первую очередь те самые клоуны, которые развалят их, забирая черный нал, который им предоставила
А представьте, сколько полицейских, политиков, газетчиков, профсоюзных чиновников, городских инспекторов, юристов, бухгалтеров, агентов по связям с публикой находятся на иждивении мафии. Придется ли Нью-Йорку по душе потеря крупного работодателя, которая изменит баланс рабочей силы?
Поначалу угрозе не придали значения, ведь Фондовая Биржа грозилась сделать то же самое уже много раз. «Куда бандиты денутся?» — спросят умные парни. И последует ответ: куда им вздумается. Поступили предложения, неофициальные, но заманчивые. Бостон рад сменить свою нынешнюю ненадежную смесь из ирландских и черных банд. Майами, будет вне себя от радости, если выгонит своих кубинцев. Филадельфия, за которую уже сотни лет никто не «отвечал», решилась на крайние меры — предложила оплатить все расходы по переезду. Балтимор готов был на передачу более четырех миль береговой линии без лишних вопросов. Но когда Уилмигтон, штат Делавэр (штат где-каждый-может-считаться-акционером) начал переговоры о передаче Метрополитен-опера, чиновники Нью-Йорка поняли, что ситуация может иметь тяжелые последствия. «Энтони», — обратились они к Каппеллетти, — «вы проделали отличную работу по борьбе с организованной преступностью. Мы хотим, чтобы вы выполнили действительно сложную задачу. Отдел по борьбе с организованной преступностью». Неорганизованные преступления, другими словами.
Каппеллетти, конечно, знал правду, но что он мог поделать? Он рассматривал вариант смены места работы, но несколько предварительных запросов показали, что во всей Америке только полицейский департамент Сан-Франциско готов обсудить вопрос о его найме и только начальником отдела «летающих тарелок». Ни одно полицейское подразделение, управление пожарной охраны или любая другая силовая структура не захочет с ним связываться. Работа в частном секторе, куда просочилась мафия, выглядела безнадежной. Поэтому, Каппелллетти бескомпромиссно принял новое задание (и продвижение по службе), и изливал свое раздражение на каждого незначительного, неорганизованного и несущественного домушника и медвежатника, а также на любого «артиста», который вставал на его пути, так эффектно, что уже через несколько лет он стал главой отдела, и мог спокойно дожидаться пенсии, и размышлять о несправедливости.
Понятно, что у Фрэнсиса Ксавьера Мэлоуни было мало общего с этим парнем; они редко общались. С легким напряжением и фальшивой веселостью Мэлоуни наблюдал, как Каппеллетти тяжело прошелся по кабинету и присел, сердитый, как человек, которого ложно обвинили в том, что он пукнул.
— Как ты, Тони? — спросил Мэлоуни.
— Могло бы быть и лучше, — ответил ему Каппеллетти. — Мне не помешало бы больше людей в отделе.
Мэлоуни, разочарованный, спросил:
— Ты пришел сюда, чтобы обсудить это?
— Нет. Не сейчас. На этот раз я пришел по поводу Византийского Огня.
— Ты нашел его, — предположил Мэлоуни.
— Как я мог это сделать? — Каппеллетти воспринял вопрос буквально.
— Я пошутил, — успокоил его Мэлоуни. — Что у тебя, Тони?
— Стукач, — ответил итальянец. — Одного моего человека, по имени Абель.
— Стукача? Или твоего человека?
— Моего зовут Абель, а стукача — Клопзик. Бенджамин Артур Клопзик.
— Окей.
Итальянец тяжело кивнул головой. Черные волосы в ушах и ноздрях вздыбились; морщины недовольства залегли на щеках.
— Клопзик сообщил нам, что люди на улицах недовольны блицкригом.
На лице Мэлоуни появилась улыбка хищника:
— Хорошо, — сказал он.
— Они настолько недовольны, — продолжил Каппеллетти, — что начинают объединяться.
Улыбка Мэлоуни стала насмешливой.
— Революция? Низших слоев общества?
— Нет, — ответил Каппеллетти. — Собираются поддержать нас.
В течение нескольких секунд Мэлоуни не мог уловить смысл, но когда сделал это, то постарался от него избавиться.