Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
— Может, может он подумал, что это подделка.
— Тем более он не должен был его брать. Нет, этот парень, кем бы он ни был, стащил кольцо осознанно. И теперь получит то, что заслужил.
— Н-н, — промямлил Джон.
Келп встал и сказал:
— Пойдем.
Левая рука Дортмундера сжала сиденье стула.
— Пойдем? Куда?
— В «Бар и Гриль». Поможем ребятам.
— Поможем? Помощь? Чем?
— Ну, ты знаешь, пройдемся там и здесь, — сказал Келп и изобразил руками плавательные движения, — выведаем, где каждый находился в среду вечером. Мы
— О, нда.
— В среду вечером, — задумчиво повторил Энди, пока Дортмундер в ужасе наблюдал за ним, затем улыбнулся и сказал: — У тебя есть алиби, все нормально. Той ночью ты был занят небольшим ограблением, верно?
— Угу.
— Где именно? — спросил Энди.
— Энди, — начал Дортмундер. — Садись, Энди.
— Разве ты не допил свой кофе? Нам пора идти, Джон.
— Присядь на минуту. Я…я хочу тебе кое-что сказать.
Келп присел и серьезно посмотрел на него:
— Что случилось, Джон? Ты выглядишь странно.
— Вирус, наверно, — предположил Дортмундер и вытер нос.
— Что ты хотел мне рассказать?
— Ну…. — Дортмундер облизал губы, посмотрел на своего старого друга и вверил свою жизнь в его руки. — Во-первых, мне жаль, что я выбросил твой телефон.
25
Пятеро мужчин сидели за кухонным столом, пили рецину, курили сигареты Эпоик и разговаривали приглушенными голосами. Пулеметы висели на спинках стульев, темные шторы заслоняли окна, а небольшое пластиковое радио белого цвета издавало звуки сальсы, чтобы заглушить любое подслушивающее устройство, которое, возможно, могли разместить здесь их враги. Недругов в этом неспокойном старом свете было предостаточно, включая шестерых мужчин, которые внезапно ворвались через служебную дверь. Они размахивали пулеметами и на четырех языках приказывали четверке за столом не двигаться, не говорить и вообще никак не реагировать на их неожиданное появление, иначе они умрут как собаки, какими собственно они и являются. Мужчины за столом, испуганные и оцепеневшие, сжимали свои очки и сигареты, бормотали на трех языках, что вошедшие — собаки, на большее их фантазии не хватило.
Прошло несколько секунд и стало очевидно, что стрельба из автомата не стоит первым пунктом на повестке дня и тогда напряжение слегка спало во всех этих телах и лицах. Всех интересовал один вопрос «что же будет дальше». Пока двое из незваных гостей упорно, не безрезультатно пробовали починить дверь, которую прежде выбили, их лидер (известный под именем Грегор) обратился к главарю группы за столом (известному как Марко):
— Мы здесь, чтобы вести с вами, собаки, переговоры.
Марко поморщился, сощурил глаза и оскалил верхние зубы:
— Что за исковерканный язык?
— Я разговариваю с тобой на твоем убогом языке.
— Ну, тогда не нужно. Моим ушам больно слушать такое.
— Не более чем моему рту произносить.
Марко перешел на язык, как он предполагал, родной для оккупантов.
— Я знаю, откуда ты.
Грегор оскалился:
— Что это было, скрип падающего
Второй сидящий за столом произнес на арабском:
— Возможно, эти собаки из другого помета.
— Не говори так, — возразил Марко. — Даже мы не понимаем это.
Один из мужчин, ремонтирующих дверь, на ужасном немецком произнес:
— Должен же быть язык, которые мы все понимаем.
Здравое решение, подумали те, кто понял, а когда перевели его слова на другие языки, то и остальные поддержали идею. Таким образом, переговоры начались с прений, какой язык выбрать. Точку в споре поставил Грегор, который по-английски произнес:
— Очень хорошо. Мы используем английский.
Почти все из присутствующих группировок расстроились.
— Что, — закричал Марко, — язык империалистов? Никогда! — но сказал он это на английском языке.
— Мы все понимаем этот язык! — заметил Грегор. — И неважно как сильна наша ненависть, английский — это франкский язык.
После небольших прений, в основном, чтобы сохранить «лицо», английский был, наконец, избран языком их общения с формальным условием, что выбор английского языка не содержит в себе политический, этнологический, идеологический или культурный подтекст.
— А теперь, — начал Грегор, — начнем переговоры.
— Переговоры, — спросил Марко, — проходят под дулом пистолета?
Грегор грустно улыбнулся:
— А та вещь, что висит на стуле, — спросил он, — твоя трость?
— Только собакам необходимо оружие.
— Хорошо, — сказал Грегор и выключил радио. — Ваши пушки плюс наши пушки равно ничья. Можем начать.
— Включи радио. Это наша защита от прослушки.
— Не помогает, — ответил Грегор. — Мы подслушивали вас из соседней комнаты с помощью микрофона вот в этом тостере. К тому же, я ненавижу сальсу.
— Ах, замечательно, — сказал недовольный Марко (радио против прослушки было его идеей), а своему соотечественнику напротив: — Встань, Никлос, пускай эта собака сядет.
— Уступить место собаке? — закричал Никлос.
— Когда ведешь переговоры с собакой, — заметил Марко, — ты разрешаешь ей сесть.
— Будь осторожен, Грегор, — предупредил один из захватчиков. — Смотри, куда садишься, собака после себя может оставить блохи.
Двое мастеров-налетчиков, наконец-то закрепили дверь, и подошли к столу. Один из них сказал:
— Ты когда-нибудь замечал, что собака по-английски не производит должного эффекта?
Мужчина за столом добавил:
— Люди с севера холодны. Им не хватает огня в их языках.
Расположившись на месте Никлоса — сам Никлос угрюмо прислонился к холодильнику, сложив руки на груди, его окружали враги — Грегор произнес:
— Мы были в прошлом врагами.
— Кровными врагами.
— Согласен. И станем ими снова в будущем.
— Если Богу будет угодно.
— Но на данный момент наши интересы пересекаются.
— В смысле?
— Нам необходима одна и та же вещь.
— Византийский Огонь!
— Нет. Мы хотим, — поправил Грегор, — найти Византийский Огонь.