Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Изыскания показали, что в 1601 году компания (которая чуть было не развалилась с самого начала, поскольку учредители не могли сговориться о размере вступительного взноса) получила нежданную поддержку от богатого земляка, Эдварда Грейлока, чей отец удачно породнился с семейством европейских банкиров и в итоге достиг определенного влияния при елизаветинском дворе. В 1601-м сын, сэр Эдвард Грейлок, жил преимущественно в Лондоне. Дальнейшие исследования выявили, что сэр Эдвард (и его состояние) был самым тесным образом связан с авантюристом Джорджем Клиффордом, графом Камберлендом, первым главой Британской Ост-Индской компании, основанной менее чем годом раньше.
Если бы сэр Эдвард согласился вложить в Ост-Индскую компанию не только силы, но и средства, Бостонское товарищество для Бостона никогда не набрало бы денег на американскую затею, а значит, не построило бы фабрику для варки кленового сиропа на столь неудачном месте. Наш следующий ВиМН определился: Лондон, 1601 год.
И так мы познакомились с Грайне.
Из
Температура 83о по Фаренгейту, ветер слабый юго-западный. Барометр стоит.
Капуста и латук в контейнерах на парадном крыльце проклюнулись. Чайные розы хорошо прижились на новом месте. Азалии почти отцвели.
Решено: Тристан отправится в ренессансный Лондон. Тут, по счастью, мое участие не требуется, поскольку я ничем практическим помочь не могу. Много и долго обсуждали, как заранее вычислить ведьму в данном ВиМНе, но, разумеется, угадать это невозможно.
Тогда Тристан предложил, раз уж мы не знаем конкретного адреса, отправить его в район потенциальной дислокации ведьм. Эржебет слушала и, как мне показалось, посмеивалась про себя. Я совсем не уверена, что ее заботит успех нашей затеи.
Чтобы понять, какое место будет потенциально привлекательным для ведьмы, надо составить ее обобщенный психологический портрет. Одной Эржебет и недолгого знакомства с матушкой Фитч для представительной выборки явно мало, однако кроме этого у нас есть только воспоминания Эржебет о других ведьмах. Воспоминания эти куда больше говорят о самой Эржебет, чем о ее матери, наставнице и так далее. Однако общая картина у нас получается такая.
Ведьма предпочитает говорить всем правду в глаза, не особо интересуется чужим мнением и старается сама управлять своей судьбой, даже если эпоха этому не способствует (а так, заметила Эржебет, было на протяжении почти всей человеческой истории). Судя по Эржебет и ее рассказам о матери, ведьмы охотно помыкали мужчинами, которым кружили голову своей красотой, однако ответных чувств к ним не испытывали.
Мы сидели у Фрэнка в кабинете (если не требуется ОДЕК или какая-нибудь офисная техника, я предпочитаю собирать всех здесь) и вчетвером размышляли над этим набором черт. Эржебет наблюдала за нами, а обе кошки терлись Фрэнку о ноги.
— При всем уважении, — заметил Тристан, — то же самое входит в психологический портрет многих проституток.
Эржебет рассмеялась.
— Без обид, — сказал Тристан.
— Забавно, что вы столько часов добирались до этого вывода.
— То есть вы знали? Вы могли сказать раньше и сэкономить нам кучу времени.
— Да, — с удовольствием ответила Эржебет.
— А почему не сказали?
— Вы меня испытывали много дней, проверяя, что я могу. Я решила посмотреть, каково быть на вашем месте. Мне понравилось.
Мгновение Тристан молча скрипел зубами.
— Так вы подтверждаете, что надо искать проституток.
— Не любых. Но ведь это логично, не так ли? Один из способов завести детей, не обременяя себя замужеством.
— Не верю, — вмешалась Мелисанда. — Это абсолютно романтизированное представление о работницах секс-индустрии. Они обычно нищие и бесправные. Ни одна ведьма не выберет такую жизнь для себя и своих детей. В документах, которые я переводила, ведьмы — всегда женщины влиятельные. Их боялись, но уважали и ценили.
— Это не значит, что они были замужем, — возразила Эржебет. — Чтобы добиться влияния, мужья не нужны.
— Так это было нормой для ведьм? — недоверчиво спросила Мел. — Роль гетеры или по крайней мере чьей-то содержанки?
Эржебет раздраженно глянула в ее сторону:
— Я всего лишь одна ведьма и жила лишь в одном сообществе ведьм лишь в одну историческую эпоху. Ты из своих переводов знаешь гораздо больше. Но да, в кругу маминых подруг о таком между делом упоминали. Если ведьма хотела завести детей, она всегда могла найти состоятельного мужчину, который будет хорошо с ней обращаться и поддерживать незаконного отпрыска материально, не афишируя свое отцовство.
Мне пришла в голову неприятная мысль.
— А вы? — спросила я. — У вас были дети?
Эржебет посмотрела на меня так, будто хотела уничтожить взглядом.
— Нет, конечно, — ответила она после паузы. — Мне невыносимо было думать, что они будут стариться, дряхлеть и умирать у меня на глазах, а я их всех переживу и должна буду хоронить.
Наступило тягостное молчание. Мел смотрела в пол и как-то даже съежилась.
Тристан кашлянул.
— Так нам надо искать… э… куртизанок? Дам полусвета или как там это называется?
— Я бы сказала, да, — величаво проговорила Эржебет.
Мел внезапно подняла глаза.
— Погодите. Этот ВиМН — самый конец царствования Елизаветы, верно? Не знаю, сколько независимых, красивых и влиятельных женщин потерпели бы в придворных кругах. Если не ошибаюсь, Елизавета с годами становилась все более ревнивой и подозрительной. Так что, может быть, все-таки заурядные проститутки.
— Нет, — ответила Эржебет. — Мы не бываем заурядными.
— В таком случае это, наверно, может быть незаурядная проститутка, у которой есть свои причины держаться подальше от двора, — предположила Мел.
— Много борделей было в Саутуарке, где располагались театры, — заметила я. — Помню, я читала об этом в программке «Генриха IV», когда его ставил Бостонский шекспировский театр.
— Как на ваш взгляд, подойдет нам Саутуарк? — спросил Тристан у Эржебет.
— Впервые слышу про такое место, — фыркнула она. — Но
В которой Тристан узнает эвфемизм
Перо пишет все так же медленно, до солнечного затмения осталось двадцать три дня, а я по-прежнему тешусь глупой надеждой сбежать из Лондона 1851 года. На этих страницах я уже наверняка сетовала на вонь, но по мере того, как лето набирает обороты, усиливается и амбре. Когда я соблазнилась на высокую зарплату, то не думала оказаться в таком дерьме. Буквально. Надо излагать мою историю быстрее; я буду опускать часть подробностей, чтобы успеть за оставшийся срок.
Я попросила уволить меня от нового задания, сославшись на усталость от прошлых командировок. Тристану ничего не оставалось, кроме как сдержать слово и готовиться к отправке в следующий ВиМН. Ему нужно было выбрать конкретное место в Лондоне, в сентябре 1601 года, за неделю до того, как сэр Эдвард Грейлок согласится передать деньги Бостонскому товариществу для Бостона. Это событие мы смогли датировать точно по архивным документам. А вот найти подходящую точку для заброски оказалось куда сложнее.
По ходу изысканий мы добыли сканы городских планов, составленных около 1600 года, распечатали их на больших листах и развесили по стенам. Здесь они постепенно обросли клейкими листочками, булавками и рукописными пометками. Как-то, разглядывая один из них, Тристан вдруг выругался крепче обыкновенного и ткнул в темное пятнышко на карте так сильно, что наверняка ушиб палец. Пятнышко, когда его увеличили и разглядели как следует, оказалось надписью «Тиршитская пивоварня».
Как я уже упоминала, Тристан питал слабость к «Лучшему старому тиршитскому горькому», основной марке «Тиршит беверейдж груп лимитед», позиционирующей себя как одну из старейших лондонских пивоварен. Он провел в Лондоне семестр и гордился тем, что приобрел вкус к такой экзотике. Пиво это, не то чтобы уж совсем крафтовое, но и не повсеместно известное, в Новой Англии можно было приобрести в бутылках в нескольких избранных магазинчиках, а на розлив — в пабах, которые посещали англоманы и экспаты.
Невероятно, но факт: покопавшись в материалах еще немного, мы установили, что «Тиршит беверейдж груп лимитед» и впрямь ведет историю от заведения на старой карте. К радости Тристана, «ТБГ лимитед» в рекламе так налегала на свою древность, что посвятила целый раздел вебсайта рассказу о лондонской пивоварне, которая в начале семнадцатого века располагалась ярдах в двухстах от театра «Глобус». Тогда при ней был собственный паб. Хотя сайт об этом умалчивал, район в ту пору был известен высокой концентрацией борделей.
Я снова отправилась в библиотеку Уайденера и узнала (без особого удивления), что прилегающий к пивоварне паб был слишком велик для обычного питейного дома и содержал слишком много укромных комнатушек. Учитывая особенности района, он вряд ли был и гостиницей.
— Значит, это оно, — радостно произнес Тристан, когда я показала ему отсканированную в библиотеке карту. — Будет мой исходный пункт. Что еще мы про него знаем?
— Само слово «тиршит» было жаргонным обозначением проститутки.
У Тристана вытянулось лицо.
— Я не знал.
— Заведение славилось тем, что там всегда работали «шесть пригожих девиц», — я изобразила пальцами кавычки, — «каковые девицы потчуют гостей элем и прочая».
— Что значит «прочая»?
— Что тебе угодно. Имена их не приводятся, но известно, что в тысяча шестисотом среди них были одна ирландка и две шотландки. Если мы ищем женщин легкого поведения, которым точно не было места при елизаветинском дворе, то эти определенно подходят. Особенно любопытно про ирландку. Попасть сюда она могла только по морю, а воды между Ирландией и Англией кишели пиратами. К тому же она почти наверняка была католичкой. Значит, чтобы отправиться в Лондон, ей требовалась какая-то очень веская причина.
Тристан сидел за столом и разглядывал бумаги. На сайте «ТБГ лимитед» карту слегка подретушировали. На самом деле «паб» был не только больше, чем там изобразили, но и соединялся с пивоварней подземным ходом и потайными коридорами на каждом этаже, так что клиенты проституток в случае появления констеблей могли убраться незаметно. Зря на сайте этого не показали. Думаю, такие пикантные подробности очень способствовали бы продажам.
За следующие две недели Тристан прошел курс молодого бойца для засылки в елизаветинский Лондон. Мы знали, что нужного выговора ему не добиться, но, как и в Бостоне пятьюдесятью годами позже, это не имело значения: население Лондона росло, и в столицу съезжались носители самых разных диалектов.
На наше счастье, выбранный ВиМН был тот самый, в котором жил и творил Шекспир, и на волне шекспиромании, охватившей американские театры, даже в маленьком Бостоне хватало студий, где обучали сценическому фехтованию той эпохи. Тристан освоил приемы обращения с рапирой и кинжалом и каждый день часами оттачивал свое мастерство в последнем отдельном офисе здания ДОДО. Еще он отрабатывал поклоны, искусство приподнимать шляпу и есть без вилки, а также множество других тонкостей эпохи, а я учила его выражаться в елизаветинской манере. Наши друзья-костюмеры вновь помогли с одеждой, выдав напрокат самые разные мужские наряды, чтобы Тристан учился надевать их и снимать, поскольку мы не знали, какое именно платье ему удастся раздобыть. По меркам того времени он должен был казаться великаном; мы не надеялись, что ему легко будет затеряться в толпе.