Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая.
Шрифт:
– Правильно, Паша, правильно. Только, если ты такой сговорчивый, может, и прокатит… хотя нет, у «опущенных», или «обиженных» жизнь не сахар, - вздохнул я, вспомнив, что на нашей плантации всё было наоборот, до определённого момента.
– А желающие найдутся, Паша, на всю вашу компанию девочек. Понял? Учиться вам ещё надо, Паша, учиться.
– А ты, тогда, как туда попал? – спросил непонятливый Паха.
– Ты что, тупой? – удивился я, - Я же тебе только что сказал: зарезал я насильника, даже не одного. А кто-тот накапал. Понятно,
– Погоди, про кого ты говоришь? Кто может скостить срок?
– Адвокат, - хмыкнул я, - кто же ещё? Ребята, вроде тебя, тоже сладко поют, многое обещают…
– Я тебе ничего не должен? – немного помолчав, спросил Пашка.
– То, что мне положено, я взял. Надеюсь, в следующий раз заметишь? И не шебутись. Не смотри, что я маленький, и кашляю, - я развернулся, и пошёл обратно, опять прикрыв козырьком половину лица.
Мой друг между тем непринуждённо беседовал с ребятами.
– Пошли, - кивнул я Зяме.
– Пока! – сделал он ребятам ручкой, ребята вежливо помахали нам в ответ.
Мы сели на трамвай и поехали домой. Причём были свободные места, куда мы с другом примостились.
– Здорово у тебя получилось! – заулыбался Зяма, - Жаль, не заработали ничего.
– Почему же? – выудил я из своего кармана несколько купюр, - Я взял немного, около двухсот.
– У кого? – удивился Зяма, приоткрыв рот от удивления.
– У Пахи. Сам взял, хотя он предлагал отступное.
– Отступное? Предлагал?
– Зяма вообще ничего не мог понять.
– Зяма! – вздохнул я, - Ты никогда не слышал такое изречение: «вежливость – лучшее оружие вора»?
– Нет, - пожал плечами Зяма.
– Тёмный ты человек! – сказал я, вспоминая, однако, что этот фильм, где говорили эти слова, выйдет годика так через три.
– Я сказал Пахе, что они грубо работают, и в следующий раз приду и проверю, чему научились. Я даже сказал, что взял у него деньги! А он не понял. Теперь пусть учатся тоньше работать. Ученье – свет, Зяма, а не ученье – сумерки.
– Почему сумерки? – отозвался Зяма, - Тьма!
– Это точно! – рассмеялся я, - Ученье – свет, а неучёных – тьма!
– Сань, давай, на метро до Красной Площади прокатимся?
– Давай, - согласился я, - заодно подарок твоей Алёнке купим.
– Почему это «моей»? – залился краской Зяма.
– Потому. Знаешь, что она мне ответила, когда я сказал, что мы с тобой пойдём заниматься на военную базу?
– И что она сказала? – глядя в окно, спросил мой друг.
– Ты, говорит, можешь проваливать, куда угодно, а Зяму оставь, - Зяма смущённо засопел:
– Она мне, как сестричка…
– Да уж, а первое время ворчал на неё, что мешает тебе. Не помнишь, кстати, у неё ушки проколоты?
– Как, проколоты?!
– Для серёжек. Чтобы серёжки носить, чудо!
– Не заметил… - смутился Зяма. Я тоже не заметил.
На метро я ездил в прошлой жизни. Надо сказать, ничего не изменилось, те же бесшумные чистенькие поезда, мчащиеся на магнитной подушке, просторные вагоны с кондиционерами. Наверное, гэдээровские или венгерские, вагоны. Может, и Чехословацкие. Это на первый взгляд.
Когда выходили, я увидел, мельком, что сделано это чудо техники на Рижском вагонном заводе.
Это меня удивило, правда, совсем немного, я пожал плечами, чуть скривив губы, потому что не вспомнил, чтобы старался узнать, где делали вагоны метро там, в прежнем Мире.
В остальном всё так и было: и станция Площадь Восстания, и множество изваяний на этой огромной станции.
Изваяния представляли собой композиции, изображающие Восстание рабочих, после которой грянула Революция, захват власти Большевиками и установление Советской Власти.
Вокруг этих изваяний крутилось множество иностранных туристов, в основном, японцев, каждый был вооружён фотоаппаратом. Некоторые даже вставали в группу революционных рабочих, или матросов, так как изображены те были в натуральный рост.
С трудом удержал я Зяму от профессиональной привычки познакомиться поближе с содержимым их карманов. Не то, чтобы я был за дружбу народов во всём мире, просто на станции присутствовали внимательные сотрудники милиции и не милиции. Нам же знакомство с любым служителем закона грозило обратиться немалыми неприятностями.
– Зяма! – прошипел я, - Ещё одно движение без спросу, и больше никогда не пойдёшь в город! Надеюсь, когда гуляли с Алёнкой, ничего не натворил?
– Совсем немного… - промямлил Зяма, - Денег не хватало на мороженое.
– Пацанов ограбил?
– Что ты?! – испугался Зяма, - Одна горластая тётка в парке, всех достала, вот у неё немного позаимствовал денег. Думаю, она даже не заметила пропажи, всего «пятёрку» взял у неё.
– Смотрю на тебя, Зяма, и не пойму. Тебе понравилось на каторге? Или уже всё забыл? Тебе отменили приговор, и ты уже свободный человек? – Зяма только сопел, не отвечая на мои справедливые упрёки. Вокруг было довольно шумно, и вряд ли кто мог услышать, что говорит один мальчик другому. Да и неинтересно это взрослым.
Поднявшись по длинному эскалатору, вышли из дверей массивного здания. Где-то здесь ЦУМ…
– Сань, ты куда?! Вот же она, Красная площадь! – я дал себя увлечь на Площадь.
Ну и что? Кстати, на картинках Спасская башня выглядит более стройной и внушительной. В реальности же она оказалась приземистой, да ещё и эта побелка внизу…
Сама Площадь была неровной, какой-то волнистой. В Кремль идти я не захотел. Не понравилось мне, как выглядят руины некогда величественных зданий. Когда-то я спросил, почему не реставрируют здания, на что получил ответ, что так стараются сохранить дух времени. То есть, пусть будет так, как было триста лет тому назад, или шестьсот.