Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.
Шрифт:
– Что с тобой? – испугался Жорка.
– Ннни... ни...ничч, - ответил я.
– Ладно, поехали, некогда.
У ворот стоял какой-то большой чёрный автомобиль. Меня посадили на заднее сидение, рядом сел Жорка и мы поехали. Брат всю дорогу молчал, да и мне нелегко было его расспрашивать.
Ехали мы довольно долго, выехали за город, потом двигались куда-то по лесной дороге. В конце пути выехали на поляну, освещённую фарами ещё двух машин.
Когда я вышел из машины, меня подхватил на руки отец.
Семейные тайны .
Наверное,
– Вот, Санька, те самые, что убили нашу Лизоньку. Хочешь отомстить?
– Дддд...дда! – крикнул я, дрожа от ярости.
– Держи! – протянул он немецкий штык-нож со свастикой, - Вот этот, посерёдке, разрезал живот твоей сестре от... от паха и до грудины! Сделай с ним то же самое!
Я взял штык-нож, похромал к парню. Несмотря на то, что рука у меня была маленькая, рукоятка ножа удобно лежала в ладони, не скользила. Подойдя к убийце, я внимательно осмотрел его. По пояс сверху он был голый.
– Давай, шкет, - криво улыбнулся парень, - твоя сеструха была сладкой девочкой, я здорово с ней повеселился, особенно, когда разрезал ей пи..., она так кричала!
Я понял, что парень решил вывести меня из себя, чтобы я убил его сразу, видимо, ему надоели пытки.
Я проверил на ногте остроту штык - ножа. Лезвие было острым.
Двумя движениями я освободил свою жертву от лишней одежды, присмотрелся к его аппарату.
Парень замолчал, со страхом глядя на меня.
Я просунул нож между ногой и мошонкой, и стал отпиливать уже не нужную ему часть тела.
Бывший парень страшно закричал. Долго пилить не пришлось, половой аппарат отделился от тела и с влажным стуком шмякнулся нам под ноги. Ручьём побежала кровь.
При виде и от запаха крови мне стало дурно. Я отошёл подальше, сел на поваленное дерево. В ушах шумело, в глазах стоял кровавый туман.
Ко мне подбежал брат, поднёс к губам фляжку со сладким чаем. Я сделал несколько глотков, чернота рассеялась.
– Молодец, Сашка! Как себя чувствуешь?
– Нормально, - ответил я, - что дальше?
– Не понял, - удивился Жорка, - ты что, притворялся?
– Ты это о чём? – спросил я.
– Ты же, вроде, говорить не мог?
– Да? – я уже забыл об этом.
– Ладно, забыли. Ты, смотрю, весь в крови, поехали, я отвезу тебя в одно место, помоешься, а потом съездим к Лизе, попрощаемся. Здесь закончат без нас.
Мы снова сели в большой чёрный автомобиль и куда-то поехали. Подъехали к тёмному зданию, потом
– Анжел, - обратился к ней брат, - смотри, как уделался мой братик, его надо отмыть. И одежду, тоже.
Хорошо, что я был в шортах, и забрызгал, в основном, ноги и кеды с носками.
Анжела провела меня в за дверь, за которой оказался предбанник.
– Раздевайся, - велела она, и, когда я разделся, проводила меня в мыльное отделение. Я давно понял, что это сауна, только не предполагал, что они существуют в эти годы.
В мыльном отделении девушка поставила меня на полку и начала мыть, старательно оттирая все места. Ничего не спрашивала, не шутила, как будто всегда только и делала, что отмывала мальчиков от крови.
Тщательно, меня помыв, вытерла большим полотенцем, снова провела в предбанник. Здесь, вместо моей грязной одежды, меня ожидало чистое бельё, немного большего размера, шерстяной спортивный костюмчик чёрного цвета, и новые кеды с носками.
Быстро одевшись, я вышел в комнату, где стоял стол. Этот стол накрывали закусками и спиртными напитками. При виде еды меня затошнило.
– Готов? – спросил меня брат. Я согласно кивнул.
Мы вышли из подвала, сели в машину и поехали на кладбище.
Жорка нашёл могилу в тёмных кладбищенских переходах, осветил деревянную пирамидку, на которой был привинчен медальон с портретом нашей Лиски.
Ниже было написано: «Елизавета Васильевна Князева. 12.03.1953, -10.06.1968.».
Почему она Князева? – спросил я, глотая тугой комок, - Почему Васильевна?
– Садись, поговорим, - усадил меня Жорка на лавочку.
– Лиза была дочерью твоей матери. Я сын нашего отца. Мы с Лизой совершенно не родственники. А ты брат и Лизе, и мне. Понял? Теперь, после смерти Лизы, ты мой самый близкий человечек, - обнял меня Жорка.
– Лизоньке оставался всего год рабства. В будущем году, когда бы ей исполнилось шестнадцать лет, мы собирались пожениться. По нашему закону, если родители не против, это можно сделать. Такое было условие: если Лизу кто возьмёт замуж, она станет свободным человеком.
Мы с Лизой всё думали, как бы тебя взять к себе, а ты сам попросил Лизу усыновить тебя. Мы так тогда с ней радовались... – голос у Жорки дрогнул, по лицу побежали слёзы. Я его обнял, смотрел на портрет Лиски, мои глаза тоже намокли.
– Я тебе должен кое-что рассказать о семье. Отец в войну служил в разведроте, ходил в рейды по тылам противника, устраивал там диверсии. Теперь ты понимаешь, откуда у него такие навыки. То, что ты учил, называлось у них «качание маятника», когда ты уклонялся от ударов, от бросков в тебя камней, эти упражнения делали тебя неуловимым и почти неуязвимым. Также отец дал тебе основы стрельбы по – македонски. Стрелять, правда, не давали, ты только метал ножи и камни.