Весна, которой нам не хватит

Летова Ефимия

– Ты – и не смог?

– Во-первых, она прекрасно знала о моём даре и скорее всего, позаботилась о том, чтобы уничтожить улики, вещи-свидетели. Во-вторых, ты бы стала спорить с человеком, который способен убить тебя, просто захотев этого? – я догадывалась, что он слабо улыбается в тот момент, когда говорил это.

Шум в коридоре окончательно стих. Время занятий, даже дополнительных, закончилось. Скоро могут прийти уборщики или… кто там ещё может прийти?

– Ты должен был сообщить о ней тем, кто тебя нанял.

– Должен был.

– А ты промолчал.

– А я промолчал.

–

Потому что она тебе понравилась?

– Хортенс! – Эймери сжал мою ладонь чуть сильнее, а потом прижал её к губам. К щеке. – Она была одной из немногих в Джаксвилле, кто не был похож на зверёныша. Детские впечатления иногда бывают самыми сильными. Да, я о ней не сказал. И о других тоже. Хотя должен был, конечно.

– Про других ты всё уже знаешь, да? Тогда зачем спрашивал меня? Зачем просил о помощи? Ты мне врал!

– Знал… что-то. В общих чертах. Мне бы они не поверили так, как тебе. Не стали бы откровенничать.

– Я ничего тебе не буду рассказывать! – возмутилась я, пытаясь подняться.

– Уже рассказала, - удерживая меня за плечи, он снова поцеловал мою руку, точнее – манжет платья. – На встрече с милой компанией ты была именно в этом платье.

Стальная Космея!

– Я же просила! – слёзы неожиданно хлынули из глаз от осознания собственной беспомощности, и я никак не могла их сдержать. – Я бы сама тебе сказала!

– Уверена?

– Ненавижу тебя, – вот в этом в тот самый момент я действительно была уверена. – Ты обещал меня не читать! Это не честно!

– Обещал не приставать. Не читать не обещал.

– Сволочь ты!

– Потому что не пристаю?

Я могла бы его ударить, но толку в этом особого не было. Могла бы вырываться сильнее, но сил тоже не было. И поэтому поток слёз никак не желал останавливаться.

– Хортенс, - он снова прижал меня к себе. – Разумеется, я должен был знать, встретилась ты с ними или нет. С кем. И как. Для них ты не только однокурсница, ты – свидетельница. Это что, детские игры что ли?

– Глист паршивый.

– Малявка.

Я толкнула его и склонилась сверху, разглядывая. Совершенно некрасивый нескладный тип, и что в нём все наши девчонки нашли?

– Хо-о-ортенс, - прошептал Эймери мне в губы, и я проглотила собственное имя, как расплавленный сахар, мешая наше дыхание.

***

Прошло полчаса. Ну, может быть, минут двадцать. Или час.

Не знаю.

Платье пропиталось пылью, как бисквитный корж – медово-сливочным кремом. Мы всё-таки встали с пола и перебрались за один из учебных столов, для конспирации раскидав по столешнице какие-то листы и перья. И даже продолжали что-то обсуждать: по поводу пятёрки скверных, убийства мальёка Симптака, что-то ещё, несомненно, важное. Но это совершенно не мешало то и дело прерываться на безумные и бесстыдные прикосновения.

Неправильные. Абсолютно безнравственные. Даже подлые – ведь официально я была помолвлена с другим.

Как замечательно гадко об этом вспоминать, когда ладонь Эймери так провокационно поглаживает моё колено, какой-то магией, не иначе, удерживаясь от того, чтобы не двинуться дальше. Потому что я понимаю, что не смогу и не захочу его останавливать.

Мама

была права, когда ещё тогда, два года назад, рыдала в домике у Лурдовского ущелья. Она уже тогда понимала, что все её усилия по моему воспитанию, благородному и благовоспитанному, осыпались пеплом, стоило одному скверному мальчишке мне улыбнуться. И вот теперь…

– Я порву помолвку с Армалем, - сказала я, чувствуя собственные слова на языке, как подгнившие ягоды. Рука Эймери на моём колене остановилась, а потом он очень осторожно её убрал вовсе. Повернулся ко мне.

Серые ясные глаза. Искусанные мной губы, не такие бледные и тонкие, как обычно. Встрёпанные моими руками волосы. Ему шло быть таким. Внезапная неуместная мысль пришла в голову: было ли так у моих родителей, хотя бы в самом начале? Или было так, как у нас с Армалем? Договорной брак отпрысков уважаемых благородных фамилий, устраивающий абсолютно всех, но оставляющий равнодушными двух самых главных действующих лиц?

– Не смей.

Я хотела было что-то сказать, но он не дал. Наверное, если бы мы были не в Колледже, он бы уже на меня орал, столько незнакомой мне прежде злости проступило на его лице.

– Не смей, слышишь меня? Не смей портить свою жизнь из-за меня. Что бы ты там себе не надумала, Хорти, – от этого уменьшительного варианта имени, которым он ещё ни разу меня не называл, зазнобило и бросило в жар одновременно. – Не смей портить жизнь из-за меня. То, что сейчас происходит – не по-настоящему. Просто затянувшаяся… иллюзия, галлюцинацию, думай, как хочешь. Сон. Не то что бы мне нравился этот высокомерный придурок Гийом, но в отличие от меня он настоящий, он тебе подходит. Ты сможешь с ним жить, ты сможешь жить нормальной жизнью, не скрываться, не стыдиться, не прятаться, иметь детей, ты…

– Это – галлюцинация? – я касаюсь губами его подбородка. – Мы с Армалем чужие друг другу люди. По нескольку дней не видимся, и нас это не тревожит. А про тебя я каждый день думаю. Все эти годы думала.

– Семейная жизнь не в этом, малышка Хорти. Моя мать слушала своё сердце, и чем всё это закончилось? Она полюбила не того человека. Она всю жизнь была несчастна, одинока, несмотря на тех мужчин, которые у неё были, презираема всеми. И небо её наказало мной.

– Не говори так! – я прижала палец к его губам. Притяжение между нами такое сильное, что его можно резать ножом или черпать ложкой. – Моя мать столько лет была образцовой женой образцового мужа. И что? Она несчастна и одинока, мой отец ни в грош её не ставит…

– Ну так не добавляй ей лишних морщин и седых волос, - Эймери выдыхает, видимо, вспоминая тот свой порыв, когда так неудачно состарил кожу на маминой руке. Его слова попадают в цель, но я не сдаюсь. Не хочу сдаваться. – Я – это морок, Хорти, твоя детская сказка, которую нужно забыть, повзрослев. Не вини себя ни в чём, моей вины тут гораздо больше.

– Мы с ним даже не целовалась ни разу, Эймери.

Я набралась храбрости и сама положила руку на его колено.

– Хорти, прекрати. Иначе это вообще всё плохо закончится. Прежде всего для тебя, у меня гораздо меньше выдержки, чем кажется. Мне придётся уйти отсюда вопреки всем запретам, и…