Весна, которой нам не хватит

Летова Ефимия

??????????????????????????

– На самом деле я просто хотела… – я споткнулась на собственной фразе. Что я хотела? Поговорить? Да, пожалуй. Поговорить с кем-то, кто знает о скверных, знает об Эймери и не шугается этих тем?

Но верховный сенатор тоже должен всё это знать. Тем более, оппозиционный сенатор. И хотя Эймери относился к нему с каким-то пренебрежительным скепсисом, нельзя было отрицать, что Трошич многое мог. В том числе и узнать.

А ко мне он, кажется, испытывал симпатию.

– Могли бы вы уделить мне немного времени?

Сенатор Трошич смотрел на меня со своей обычной нарочито милой, немного снисходительной улыбкой, но

рядом с ним меня никак не отпускало ощущение сосуда с двойным дном. Возможно, вовсе не общение с юной малье, а маленькая месть оппоненту – дружба с невестой племянника – доставляла ему искреннее удовольствие.

– Такой прелестнице отказать невозможно. Где бы нам поговорить… В моём кабинете? Но там так пыльно и неуютно… К тому же здесь везде лишние глаза и уши. А впрочем, есть одно неплохое местечко, и сейчас там никого не должно быть. Небольшое кафе, минут десять пешком отсюда. У него нет даже названия, но вы легко его узнаете – над входом флюгер в виде большого чайника. Оно, ха-ха, так и называется среди своих: «Чайник». Хозяин – мой старый друг, нас не побеспокоят. Подождите меня там, я отдам соответствующие распоряжения и скоро приду.

***

Кафе я отыскала без труда. Пришла туда первая, и такой же пожилой, как и опальный сенатор, лысоватый хозяин после соответствующих разъяснений без лишних вопросов проводил меня в отдельную комнатку, принёс восхитительно ароматный молочный чай – Ноэль бы это понравилось – в щербатой кружке. К чаю прилагались сероватые, совершенно не презентабельные печененки, тающие во рту и оставлявшие умопомрачительное послевкусие ванили с лёгкой горчинкой. Я подумала, что пренебрежение к внешнему в угоду богатому внутреннему содержанию было отличительной чертой сенатора Трошича.

Ждать пришлось недолго, сенатор появился, причем один – верные стражи остались за стеной. Трошич долго снимал своё пальто, грел, покряхтывая, пальцы, обхватив кружку, вдыхал тёплый пар и жаловался на неизлечимый артрит и сырую погоду.

– Ну-с, милая моя, а не подскажите ли вы мне сперва, почему вы не обратились к Корбу? Я Верховный сенатор, да только на словах, а подлинная власть, деньги, связи – всё у него. Я не жалуюсь и даже не ворчу, предположим, Корб бы никогда не пришёл вот так в «Чайник», не по статусу ему, а я – запросто, так что у всего есть свои плюсы. Но мне интересно.

– Я не хотела бы беспокоить мальёка Крайтона вопросами, которые ему… неинтересны.

– Зато интересны вам, – хмыкнул Трошич. – Что ж. Спрашивайте. И не беспокойтесь о конфиденциальности, я уже не в том возрасте, чтобы находить удовольствие в этих играх.

Я засунула в рот печенье, чтобы взять ещё несколько секунд на «подумать». Может ли Трошич вопреки своим словам заложить меня Крайтону? Конечно, может.

Но не наплевать ли мне на это в высшей степени?

– В нашем Колледже в последний день зимы убили преподавателя, – наконец, сказала я. – Было подозрение, что в деле замешаны неустановленные скверные. В помощь расследованию был приглашён один скверный, с даром чтения памяти вещей… Вы слышали эту историю?

Трошич кивнул, всё ещё любезно улыбаясь, но глаза у него стали… холодные, настороженные. Впрочем, возможно, мне это только показалось.

– И выяснилась странная вещь. Оказалось, что преподаватель – сам скверный. Однако ему не стёрли дар в двадцать один год, если не ошибаюсь, ему было около сорока. Тридцать восемь. При этом его мать утверждала, что семья не скрывала дар сына, к нему приходили сотрудники из отдела научной магицины. Однако скверному,

которого привлекли к расследованию, об этом почему-то не сообщили. Я думала об этом, и у меня в целом создалось впечатление… Ну, неважно, я просто хочу понять. Сведения о легальных скверных засекречены?

– Вы меня удивили, – коротко отозвался Трошич и надолго замолчал, глотая чай и поглядывая в окно. – Да, к Крайтону с этими вопросами лучше не подходить. Я в курсе этой истории… отчасти, без подробностей. Однако вряд ли в неё посвящали студентов. Любопытно.

– Никто, кроме меня не знает, – торопливо сказала я. – А мне очень нужно знать. Это… это личный интерес, но мне жизненно важно. Чем больше я узнаю о скверных, тем больше у меня недоумения. С одной стороны, их ненавидят и боятся, хотя явных причин для этого я не вижу. С другой стороны, их привлекают к расследованию и считают полезными. Запирают в приютах и морят голодом, не разрабатывают лекарства для них, хотя такое возможно… мальёк Сиора же какие-то придумал. И в то же время есть те, кто живёт почти полной жизнью, как убитый преподаватель Реджес Симптак. Всё это… на мой взгляд лишено логики.

– В каком-то смысле вы правы, – хмыкнул мальёк Трошич. Подпёр ладонью подбородок. – Скверные, ох, уж эти скверные… Ну, я попробую ответить на ваш вопрос, только попробую, не обессудьте. Есть отдел научной магицины, тот, в котором одно время вовсю активничал ваш приятель Рабрай Карэйн, подотчетный нашему общему приятелю Корбу Крайтону. Финансирования у отдела в целом мало, поле деятельности отнюдь не ограничивается скверными. Так или иначе, скверные – это меньшинство, и всегда можно заявить, что глупо решать проблемы меньшинства, когда не решены проблемы большинства. А проблемы большинства никогда не заканчиваются, смекаете? Есть целый список болезней благоодарённых, которые у нас ещё не умеют лечить: не отращивают отсечённые конечности, например. И остро стоит вопрос с неодарёнными, коих также гораздо больше, нежели скверных.

– Тем не менее, мальёк Сиора…

– Был гениальным, но вздорным стариканом, который имел деньги и имя, и мог сходить с ума, как ему заблагорассудится. Например, он выявил жабью чуму – представляете? Не спрашивайте, что это такое, я не знаю подробностей. Но он вот выявил, потратил на это, кажется, полгода жизни – крайне важное исследование! И как лечить некоторые скверные хвори – тоже. Но он финансировал себя сам.

– Его вдова говорила, что после его смерти все его достижения были изъяты.

– Совершенно верно. Знание – это оружие. И скверные – это оружие. Могущественное орудие-сюрприз. Стреляет неизвестно какими ядрами в неизвестном направлении. Взяли бы вы такое на поле боя? Позволили бы завладеть им противнику? О, нет. Я бы запер его в бункере до «лучших времен», чтобы когда-нибудь потом разобраться, или вообще уничтожил. С этими «лучшими временами» есть одна проблема: они обычно никогда не наступают.

– И всё же…

– Да, останавливайте меня. Так вот, есть отдел научной магицины, а есть специальный отдел контроля над скверными. Это две разные организации. И хотя иногда у них общие подопечные, они крайне не любят друг друга. Впрочем, отдел контроля не любит сам себя, – Трошич утробно рассмеялся. – Никто его не любит, и они никого, даже полицию. Тамошние сотрудники – те ещё упыри. У них есть свой маленький личный научный отдел, занимающийся строго засекреченной деятельностью. Впрочем, легко догадаться, какой: контролем. Им не надо лечить скверных. Им надо контролировать их. Властвовать над ними.