Вестник Силейз

Бронштейн Лиза

– С вами все в порядке, Фарель? – с беспокойством спрашивает леди Монтилье. – Вас не слишком… измучил этот вечер?

– Это так заметно? – вздыхает он.

– Нет, не очень… но вы можете расслабиться. Все позади. Мы… вы произвели настоящий фурор. Селина и весь Орлей в долгу перед вами.

Фарель слабо улыбается и неопределенно поводит плечами. Жозефина вдруг вспоминает, что они находятся в Халамширале, а для эльфов это название кое-что значит… и что вряд ли похвала антиванки имеет для Инквизитора хоть какое-то значение.

«Мы ведь еще и

в Долах находимся. Это… страшное издевательство для него, должно быть – ублажать орлесианскую знать в Халамширале. Ну почему все так…»

Эльф снова отворачивается, и леди Монтилье непроизвольно закусывает губу. Она надеялась, что они спасут жизнь Селины и заручатся поддержкой Орлея – но никак не меньше она надеялась, что Фарель пригласит ее на танец. Он ведь научился прекрасно танцевать, продемонстрировал это всему орлесианскому двору… Жозефина понимает, что Инквизитор устал, что он предпочел бы сейчас оказаться как можно дальше отсюда, что он все еще не оправился от страшного потрясения… она все это понимает. И все-таки до одури завидует герцогине де Шалон, потому что та исхитрилась потанцевать с Инквизитором, а антиванка – нет.

Леди Монтилье касается его предплечья – мягко и осторожно, словно эльф сделан из стекла.

– Вам что-нибудь принести? – спрашивает она. – Может, выпьете?

Фарель еле заметно качает головой. Жозефина убирает руку.

«Ты ему мешаешь, - мысленно корит себя антиванка. – Он наверняка не просто так тоскует здесь. Захотел бы – обратился бы к кому-нибудь из… да ведь только он вряд ли захочет».

– Мы отправимся в Скайхолд, как только вы будете готовы, - вздыхает она, понимая, что говорит очередную глупость.

Инквизитор недавно «освежил» убранство своих покоев. Леди Монтилье, зайдя туда, почти перепугалась: огромная комната, раньше расписанная долийскими мотивами, теперь выглядела пустой и голой, как тюремная камера. Ни одного украшения, ни единой безделушки, ничего, что могло бы напомнить об эльфах. Если бы Жозефине предложили ночевать в таких покоях, она, наверное, предпочла бы уснуть прямо на столе в ставке командования: та и то казалась более обжитой. Конечно, украшения и безделушки были проданы по хорошей цене: эльф предпочел заработать на своем прошлом денег для Инквизиции. От этой мысли леди Монтилье становилось неловко.

«Все равно что предложить вернуться из одной тюрьмы в другую… как глупо, Жозефина, как глупо!»

Дуясь на себя, антиванка отворачивается и хочет было уйти, но ее останавливает легкое прикосновение и тихий голос:

– Не уходи, пожалуйста.

Жозефина застывает на месте. Фарель еще никогда не обращался к ней на «ты». Она оборачивается и видит его необыкновенные глаза.

Антиванка прочла множество романов, в которых герой смотрел на героиню так, что «сердце замирало в груди». Теперь, кажется, она понимает, что это означает. Потому что так – с нежностью, надеждой и затаенным страхом отказа – на нее не смотрел никто.

Инквизитор мягко прикасается к ее руке – и вдруг, отдернув ладонь, снимает перчатку

с правой руки, затем с левой. Затем придвигается чуть ближе и нежно касается пальцами шеи леди Монтилье, пряди ее волос, очерчивает линию ее лица…

И вдруг сжимает ее в объятиях – несильно, но с искренним порывом.

– Спасибо, - шепчет он.

Жозефина тихо ахает, но не может не ответить на объятие. Касаясь ладонями спины эльфа, антиванка жалеет, что не может стащить перчатки с рук у него за спиной: они действительно мешают, делая прикосновение каким-то неестественным. Но все же, чувствуя тепло его тела, его дыхание, леди Монтилье счастлива. На миг ей кажется, что терзающая Инквизитора боль отступает.

– Ничего, что я обратился на «ты»? – шепотом уточняет Фарель. Подумать только, даже сейчас он помнит, что Жозефина ни к кому, кроме друзей и близких родственников (и еще Коула, потому что ему все равно), не обращается на «ты»: ей это кажется неприличным и фамильярным.

– Я совсем не против, - шепчет антиванка в ответ – и не лукавит.

У него совсем другой голос, когда он так близко. Нежный, мягкий, словно укутывающий теплым одеялом – и предназначенный только для нее.

Леди Монтилье хочет сказать так много, но путается в словах. Ее хватает только на то, чтобы покрепче прижать к себе эльфа. Сейчас Жозефина даже жалеет, что Коул не околачивается рядом и не может передать ее мысль Инквизитору.

– Спасибо тебе, - снова, будто немного дрогнувшим голосом шепчет он.

«Впрочем, и без Коула вполне можно обойтись».

Когда Фарель наконец отпускает ее, антиванка с готовностью снимает с рук перчатки. Эльф, глядя на нее, вдруг улыбается.

– Что-то не так? – спрашивает леди Монтилье.

– Чья все-таки была идея с униформой?

– Вы… ты знаешь, это предложил командир. – Обращаться к ему на «ты» странновато, но Жозефина уже подозревает, что быстро к этому привыкнет. – Дескать, как организация, мы должны выглядеть единообразно…

– То-то Каллен оказался единственным, кому этот мундир идет.

Антиванка тоже улыбается. Командир сегодня и правда пользовался небывалым успехом – наверняка не только из-за своего сурового ферелденского обаяния.

– Тебе он тоже идет. – Леди Монтилье, не удержавшись, поглаживает Инквизитора по золотистым волосам. – Покрой по фигуре, золотое шитье… Мы ведь старались ради тебя – и потому на тебя же равняемся.

Жозефина радуется, что сняла перчатки, когда эльф целует ей руку.

– Я, безусловно, признателен… но все же рядом со здешними леди мы выглядим не слишком эффектно. Я бы хотел, чтобы наши женщины – ты, Кассандра, Лелиана, леди Вивьен, да даже Сэра – тоже были в расшитых платьях. Так ведь было бы намного красивее.

Антиванка согласно улыбается. Мысль довольно бесхитростная, но леди Монтилье действительно с куда большим удовольствием надела бы сногсшибательное платье, чем этот мундир. Из всей женской части Инквизиции он смотрелся пристойно только на привыкшей к доспехам Кассандре.