Видессос осажден
Шрифт:
Со вздохом он сказал: "Мы всегда были сплоченным кланом. Теперь мы связаны еще крепче, чем когда-либо". Это была его заслуга, его и Лисии. Но мир, насколько он был обеспокоен, не стоил того, чтобы жить в нем без нее.
Вошел Камеас. "Вина, ваше величество, ваши Высочества?" сказал он.
"Да, вино", - сказал Маниакес. Вино не избавит от беспокойства. Ничто не избавит от беспокойства. Но после трех или четырех чашек оно расплылось по краям. Этого было бы достаточно.
Вестиарий
"Ты думаешь обо всем", - сказал Маниакес. Камеас слегка кивнул, как бы говоря, что это часть его работы. Внезапно Маниакес пожалел, что это не первый, а четвертый кубок вина. Он выдавил из себя вопрос: "Ты видел Филетоса?"
"О, да, ваше величество. Один из выдающихся сеньоров", - Он использовал дворцовый термин для обозначения евнуха низшего ранга. "... ухаживает за ним внизу, в Красной комнате". Камеас нарисовал солнечный круг Фоса над своей грудью. "Мы все, конечно, молимся, чтобы присутствие святого сэра оказалось ненужным".
"Да, мы делаем это, не так ли?" Резко сказал Маниакес. То, что Филетос был священником, было не причиной, или не совсем причиной, по которой его вызвали в императорскую резиденцию, когда у Лизии начались боли. Он также был целителем-священником, лучшим в Видессосе, городе. Если что-то пойдет не так… Если что-то пойдет не так, он мог бы помочь, а может, и нет. Он не смог помочь, когда Нифона умерла, рожая Ликариоса.
Явным усилием воли Автократор заставил себя отвлечься от этих мыслей. Он плюнул на пол, отвергая Скотоса, одновременно поднимая свою чашу к Фосу и его святому свету. Старший Маниакес и Симватий сделали то же, что и он. Затем Маниакес выпил. Вино, золотистое в серебряном кубке, скользнуло по его горлу гладко, как будто это был сам солнечный свет.
"Ну что ж", - возмущенно сказал Гориос, входя в маленький обеденный зал, где ждали его родственники. "Показывает, какое значение я здесь имею, когда люди начинают пить без меня".
Маниакес указал на лишний кубок, оставленный Камеасом. "У нас не так уж много времени впереди тебя, мой кузен - не то что у Абиварда, когда он двинулся на город, пока мы плыли в Лисс-Сайон. Если ты приложишь все усилия, я думаю, ты сможешь наверстать упущенное ".
"Приложиться к вину?" Гориос поднял бровь. "Вот это шокирующая идея". Он наполнил кубок черпаком.
"Я не шокирован этим".
– сказал Симватий. Гориос поморщился, риторически преданный собственным отцом. После идеально рассчитанной паузы Симватиос продолжил: "Осмелюсь предположить, вы поняли это от меня".
Старший Маниакес сказал: "Я полагаю, это семейный дар. Он определенно был у отца". На это Симватий кивнул. Старший Маниакес продолжал: "У него было так много всего этого, что иногда ему требовалось две или три попытки, прежде чем
"Однако он был прав, когда это имело значение", - сказал Симватиос. "Когда он пил, это было тогда, когда ему не нужно было делать ничего другого". Он снова сделал паузу. "Ну, во всяком случае, большую часть времени".
"Вы шокируете своих детей, вы знаете, вы двое", - сказал Регориос своему отцу и дяде. "Мы с Маниакесом не очень хорошо помним дедушку, так что, если ты скажешь нам, что он был старым суком, мы тебе поверим".
"Во что еще ты поверишь, если мы расскажем тебе это?" Спросил Симватий. "Ты поверишь, что мы такие мудрые и сообразительные, как говорим?"
"Конечно, нет", - сразу же ответил Гориос. "Мы действительно знаем тебя".
Оба Маниакая, отец и сын, рассмеялись. Симватиос тоже. Камеас внес поднос, полный маленьких кальмаров, обжаренных в оливковом масле, уксусе и чесноке. Вино им понравилось. Вскоре кувшин опустел. Вестиарий принес еще один кувшин того же урожая. На некоторое время Маниакесу удалось насладиться обществом своих сородичей настолько, чтобы отвлечься от мыслей о том, через что проходила Лисия в Красной комнате.
Но время тянулось. Если Маниакес не собирался подражать своему деду - или рассказу о своем деде, который рассказывали его отец и дядя, - он должен был удержаться от того, чтобы напиться до беспамятства. И если он замедлял выпивку, чтобы сохранить рассудок, то этот рассудок продолжал возвращаться к его жене.
Лисия начала рожать около середины утра. Солнце клонилось к раннему осеннему закату, когда Зойле вошла в маленькую столовую и сунула Маниакесу завернутый в одеяло сверток. "Ваше величество, у вас родилась дочь", - объявила акушерка.
Маниакес уставился на младенца, который смотрел на него снизу вверх. Их взгляды на мгновение встретились, прежде чем глаза крошечной девочки отвели в сторону. Она была темно-красного цвета, и ее голова была не совсем правильной формы. Маниакес узнал все, что было достаточно нормальным. Он задал вопрос, который вертелся у него в голове: "С Лизией все в порядке?"
"Она выглядит очень хорошо". Если Зойле и не нравилось, что он женился на своей кузине, она этого не показала. Поскольку у Маниакеса сложилось сильное впечатление, что она была откровенна, как халога, он воспринял это как хорошее предзнаменование. Акушерка продолжала: "Вы знаете, она проходила через это раз или два".
"Сейчас трое", - рассеянно поправил Маниакес. "Могу я увидеть ее?" Когда дело дошло до Красной комнаты, даже Автократор видессиан попросил разрешения у акушерки.
Зойл кивнула. "Продолжай. Ты знаешь, она будет голодна и устала. Я думаю, Камеас уже пошел ей что-нибудь купить". Она указала на младенца, которого Маниакес все еще держал на руках. "Как вы назовете ее, ваше величество?"
"Савеллия", - сказал Маниакес; они с Лизией выбрали это имя незадолго до ее беременности.