Вихрь Бездны
Шрифт:
Ночь за окном угрожающе щерится почти непроглядной тьмой. В паре шагов ничего не видать. Сумрачный сад — зловещ, как замок мэндского графа-вампира.
Луна, где ты? А, вот — бледный, тусклый круг сквозь облака. Хищный проблеск — от него еще жутче. В той легенде погасло не только солнце, но и луна…
Вот-вот — еще под кровать забейся! Авось там не найдут…
Чего бояться вне пределов особняка, скажи на милость? Помнишь зловещие склепы и часовни в Вальданэ? Ничего
А здесь если с чем дело и нечисто — так это с самим особняком.
Ничего, если на обратном пути в комнате не будут гореть свечи — Элгэ просто не полезет назад. Лучше быть трусливой дурой, но зато — живой.
Не будь в комнате ее мужского костюма, возвращенного по доброте Юстиниана, сейчас пришлось бы кромсануть кинжалом полы юбок.
— Чего уставились? — зло бросила девушка неутомимым бойцам. Влезая в такие родные штаны. — За столько дней не насмотрелись еще? Ничего, больше не увидите.
Решение вдруг пришло само. До этого Элгэ сомневалась — вернется ли. Теперь — точно нет. Что бы ни случилось — порог этой комнаты она больше не переступит! И этого особняка — тоже.
Значит, всё необходимое берем с собой. «Всё» — это немногочисленные деньги и драгоценности. Больше у нее ничего нет.
Всё. Прощай, виконтесса Эрден. Графиней Мальзери ты не станешь никогда, свой бы титул вернуть…
Знала б заранее, как карта ляжет, — никогда не отказала бы Виктору. И не смеялась бы над сожалениями стареющего Лоренцо, что он родился много раньше нее.
Недописанные наброски картин, детские и полудетские стихи, пара незаконченных пьес, фрагменты будущей исторической хроники — ей теперь не стать настоящей… Элгэ, взгляни правде в глаза — что бы ни ждало впереди, живой ты выберешься вряд ли. И вряд ли кто из близких людей, в спешке покидая Аравинт, потащит с собой твои «шедевры». Да всё ли еще разберут… Твой почерк никогда не блистал особой каллиграфичностью.
От твоей жизни, Элгэ, не останется ничего.
Ну и пусть. Всё равно она — не Лоренцо Винсетти. Это он у нас — гений.
Сколько всего можно было сделать иначе… прожить по-другому.
В раскрытое окно пахнул прохладой ночной воздух. Свежий-свежий. И неожиданно — совсем не страшный.
2
Камердинера в комнате не оказалось, слуг — тоже. Они и не нужны. Если, конечно, Октавиан не отрастил зубов — цепи перегрызть.
Не такие уж они, кстати, толстые. Не кандалы — как в какой-нибудь жуткой тюрьме… Куда отправляют за убийство свинопринцев, например.
Элгэ могла цепей даже не заметить — если б так напряженно не вглядывалась в полумрак. Но, увы, Октавиан — не легендарный чудо-богатырь из бьёрнландской саги.
Поддеть кинжалом раму — это илладийка всегда умела даже лучше Виктора. И
Тусклый полумрак колеблет одна-единственная свеча.
Бледный светловолосый юноша в кресле. Цепь толщиной в руку ребенка охватила его правую лодыжку. Черно-серый стальной тюремщик уползает куда-то вглубь комнаты. К стене.
Открыть окно Октавиан не мог при всем желании. Только встать с кресла — навстречу гостье.
Рама бесшумно легла на место. А Элгэ стремительной тенью оказалась возле юноши. И тонкие сильные пальцы тепло накрыли ее холодную руку.
— Ты все-таки пришла… — такие тихие слова. Шепот — или просто выдох?
— Как видишь, — удалось шепнуть не громче собеседника. А мысли лихорадочно бьются. Хоровод кружат.
Что делать с шедевром неизвестного кузнеца? Пилить здесь нечем. Да и потом — делать это бесшумно Элгэ не умеет. И Октавиан — вряд ли.
Нужен ключ, а где он? На поясе у Валериана Мальзери?
— Что с Диего? Ты его видел?
Как странно звучит в полной тишине даже еле слышный шепот. Хоть и не так жутко, как прошлой ночью…
— Видел. Его увезли из поместья за день до моего приезда. Я догнал их, попытался следить… Меня схватили и отконвоировали к отцу. Я знаю, где Диего, но мне отсюда не выбраться.
Знает — это если братишку опять не перепрятали. А не выбраться — значит, не выбраться. Сына Валериан не тронет, а вот Диего… Да и Октавиан здесь целее будет.
— Тиан… Юстиниан видел, как меня доставили сюда. — Она почти угадала с именем. — Иначе меня уже увезли бы…куда-нибудь. Элгэ, я знаю, где Диего! Мы должны…
— Октавиан, послушай, — девушка успокаивающе сжала его плечи.
А он ощутимо дернулся.
— Что? — уже догадываясь, прошептала она.
— Ничего, ерунда, — юноша уже справился с собой.
А илладийка, не слушая, рванула на нем вверх камзол вместе с рубашкой. На брате собственного мужа! Северные дикари заточили бы навечно в монастырь за одно это.
Теперь понятна его неестественно прямая посадка в кресле, когда Элгэ в первый раз заглянула в комнату. Откинешься тут на спинку, как же…
— Это когда поймали?
— Что ты… — чуть поморщился Октавиан. — Графского сына! Это отец лично руку приложил.
Значит — здесь. Прошлой ночью — больше некогда. И — ни звука не было слышно. Никаких стонов. Только грохот от приколачиваемой цепи.
И значит, не он — причина вчерашней потусторонней жути.
— Прости… — илладийка отпустила рубашку. Разом вновь скользнувшую вниз.
Отпустила — и прильнула к его губам. Сердце колотится… так знакомо. Во что Элгэ втравила этого мальчишку?