Вихрь Бездны
Шрифт:
— Госпожа Соланж Тенье, господин Констанс Лерон…
Еще не легче. Соланж сбежала с Констансом? А он, соответственно, решил, что все-таки создан для любви? Душа поэта — переменчивее ветра… кажется, это сказал Грациани.
— … госпожа Софи Тенье, госпожа Одетта Лефрэз.
А семейки Гамэль и барона Огюста Альбрэ с ними нет?
— Где гости?
— В гостиной. Мари подает им вино и кемет.
Беременной Мари лучше среди ночи не вставать, но другим слугам доверия нет. Даже такого.
— Входи, Пьер.
Все-таки
А догадка летит ко всем змеям. Для чего беглым влюбленным брать с собой глухую как три пня престарелую кузину Одетту и малышку Софи? Если Констанс и Соланж собрались тайно венчаться (непонятно, почему, — кто мешает явно?) или вообще обойтись без церковного благословения… Нет, последнее не вяжется. Столь почтенную даму берут с собой только в качестве дуэньи. А уж зачем сестренка — и вовсе не ясно.
Ладно, солдаты отменяются — уже хорошо.
Крюк вернулся на место. А любимое кресло успокоило. И зря. Глупо привязываться к вещам, если они — временные. Вещи, титулы, имена…
— Что-то случилось в Тенмаре?
Огромное спасибо вреднючке Кати — жадно вслушивавшейся в разговоры сводных сестер, чтобы потом донести мамаше. В подправленном и приукрашенном виде. Впрочем, для Полины и в неприукрашенном сойдет, но дочь в подлости и лицемерии подражала матери. Если б не Кати — Ирия не научилась бы говорить так тихо.
Впрочем, первый урок ей преподала еще Карлотта. В келье амалианского аббатства. Когда посылала убивать «эту мразь».
— Наверняка.
Кто учил Пьера — неизвестно. Кто-то. Тенмар — тоже еще тот гадюшник. И слугам там не безопаснее, чем бедным родственникам.
А где безопаснее? У Ирии действительно было счастливое детство, или оно ей приснилось?
А Пьер пристально смотрит на «госпожу баронессу». Молча. Ах да — тенмарские слуги не смеют делиться собственными догадками без разрешения хозяев. Знай свое место.
— Говори, — вздохнула Ирия.
— Наверняка барон Гамэль распоясался, титул хочет захапать. Он же теперь старший, без Анри… господина Анри…
Оговорка — нечаянна?
— Вот господин Тенье и отправил барышень от греха подальше. И господин Констанс не к добру раньше времени из отпуска вернулся…
Или Пьер несет полную чушь, или знает о бароне Гамэле что-то, чего не знает Ирия. Ибо масштаб у баронишки не тот, чтобы безнаказанно от родственников избавляться.
— У него высокие покровители?
— У господина Констанса?
— У барона Гамэля.
— В Месяце Сердца Осени он писал в канцелярию барону Герингэ…
Герингэ. Министр юстиции. Политический союзник Бертольда Ревинтера. Один из подписавших смертный приговор Ирии Таррент. Враг Ральфа Тенмара.
Что ж, вполне вероятно. Избавился же герцог Тенмар от Люсьена. С ее помощью.
Ирия набросила меховую накидку. Раз уж ни Месяц Заката Весны, ни тепло особняка
— Господин Гамэль рассчитывал на титул. Всегда. А господин Констанс редко прерывает отпуск. Так что, госпожа баронесса…
— Спасибо, Пьер. А сейчас тебе придется выйти. Подожди меня в коридоре.
— Вам прислать Мари?
— Я справлюсь.
Для домашнего светло-голубого платья корсет не нужен. Заколоть волосы в простую прическу Ирия сумеет и сама, а ей нужно подумать. Одной.
3
«Баронесса» слегка задержалась у крайнего портрета.
Красивая молодая дама. Бабушка или прабабушка Ральфа Тенмара. Платье с жестким воротом. Высокая прическа того времени — «фруктовая корзинка». Рубины, рубины, рубины… И печальные, очень человеческие глаза. Похоже, в некий краткий период истории знамениты были не такие, как великий Готта.
— Чей это портрет?
— Бабушки покойного герцога Ральфа, герцогини Элеоноры.
— Работа неизвестного художника?
— Какого-то студента. Перерисовал со старого полотна и сделал так, что ее светлость теперь смотрит иначе. А другой портрет, старинный, его светлость герцог Ральф в замок увез.
— И какой на твой взгляд лучше?
— Портрет-то? Этот! Хоть и студент рисовал, зато по-человечески.
— Давно это было?
— Да лет двадцать назад или около того. Я еще совсем мальцом был.
Просто студенческая работа. Даже подписи нет. Вариация со старинного полотна. А подписывают холсты лишь признанные мастера кисти. Даже если портрет руки неизвестного студента на порядок талантливее и человечнее «шедевров» «великих». Как дикий цветок порой прекраснее выпестованного лучшими садовниками.
— Госпожа баронесса, погодите. Они будут ждать еще четверть часа.
Четверть часа не решит ничего. А лицо Пьера — совершенно бесстрастно. Лакей и лакей.
— Его светлость герцог Тенмар просил показать вам одну нишу. Когда придет время. Я осмелюсь предположить, что оно пришло.
Глава 9
Глава девятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Тревога не проходит.
В детстве они с Ирией нашли в отцовской библиотеке жуткий роман о леденящих кровь древних обрядах. Книга потом куда-то делась. Скорее всего, ее обнаружили в детских вещах взрослые и убрали подальше. Да и сам сюжет с годами забылся. Эйда и без того вечно всего боялась…
Но впечаталось в память, что нужно порезать руку, полить зеркало кровью и трижды произнести свое имя. И тогда узнаешь будущее. Но для обряда годится не любое, первое попавшееся зеркало, а всего одно. То, что хранится в древнем заснеженном храме на Черной Горе, в обиталище Злой Колдуньи.