Виктор Гюго
Шрифт:
Именно с появлением «Отверженных» связаны бесконечные споры об изменении художественного метода Гюго второго периода. Многие ученые настаивают на том, что «Отверженные» — реалистический роман. И надо признать, что элементы реализма в романе действительно присутствуют.
Реалистична прежде всего подчеркнуто-социальная задача книги, о которой автор предупреждает читателя в предисловии: «До тех пор, пока силой законов и нравов будет существовать социальное проклятие…до тех пор, пока будут существовать три основные проблемы нашего века — принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества…. пока будут царить на Земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными» (б, 5)говорит он. Эту же мысль Гюго развивает и в письме к издателю итальянского перевода «Отверженных»: «Всюду, где мужчина невежествен и охвачен отчаянием, всюду, где женщина продает себя за кусок хлеба,
Из реальной действительности родилась и история главных героев романа. Образ Жана Вальжана возник у писателя в связи с процессом некоего Пьера Морена, который, так же как и герой Гюго, был отправлен на каторжные работы за кражу хлеба. Изучая этот процесс, знакомясь с существующим уголовным кодексом, посещая парижские тюрьмы, Гюго отмечает два момента в этом, остро интересующем его вопросе: во-первых, состав преступления — кражу хлеба, которая подтвердила твердое убеждение писателя в том, что причина преступности коренится не в испорченности, а в нищете народа; во-вторых, судьба человека, вернувшегося с каторги и гонимого отовсюду, а следовательно, не имеющего возможности вернуться к честной трудовой жизни. Все это Гюго и внес в биографию своего главного героя, придав этим проблемам художественно-убедительную форму.
Что же касается прообраза Фантины, то в записях Гюго, в которых он имел обыкновение регистрировать «увиденное», имеется небольшой рассказ о том, как зимой 1841 г., возвращаясь со званого обеда, он оказался случайным свидетелем столкновения между уличной женщиной и молодым хлыщом, который шутки ради бросил ей за пазуху горсть снега. Гюго пошел вслед за несчастной в полицейский участок и был свидетелем грубого и несправедливого обращения с ней полицейского чиновника. Так родилась история Фантины, как об этом свидетельствует и подзаголовок записанного отрывка [66] . Сцена романа, где полицейский чиновник Жавер без рассуждения бросает бедную женщину в тюрьму за то, что она осмелилась поднять руку на оскорбившего ее буржуа — «избирателя и домовладельца», совершенно реалистично раскрывает классовый характер французского правосудия.
66
Victor Hugo. Oeuvres compl*tes. VIII. Choses vues (Origine de Fantine), t. I. P., 1913, p. 59–62.
О реализме романа может свидетельствовать и обстоятельная зарисовка той среды и обстановки, в которой живет дитя улицы — парижский гамен Гаврош, или трактира Тенардье, где протекает детство маленькой рабыни — Козетты.
Гюго постоянно заботился о документированности исторических частей романа. Создавая главы, посвященные битве при Ватерлоо или баррикадам Парижа, он пользовался географическими картами. Французские исследователи отмечают, что характеры исторических лиц, обстановка их действия и исторические даты, фигурирующие в «Отверженных», всегда точны. Что касается духовной жизни героев, то многое внесено в роман из жизни самого писателя или его близких (юность Мариуса — это его собственная юность; монастырское воспитание Козетты, после того как она была вырвана из семьи Тенардье, напоминает воспитание его подруги — Жюльетты Друэ; образ старика Жильнормана, деда Мариуса, с его взглядами и привычками буржуа, близок деду писателя по материнской линии, и т. д.).
Все эти факты говорят о том, что в период завершения «Отверженных», в 60-х годах XIX в., Гюго многое воспринял из практики французского реалистического романа, который прошел к этому времени через период полного расцвета в творениях Бальзака и Стендаля и успешно продолжал свое развитие в творчестве Флобера и Золя.
Однако не следует упрощать проблему художественного метода Гюго [67] .
Вдумавшись в концепцию романа «Отверженные», которая соответствует представлению писателя о человеческой жизни, как о непрерывной смене света и тьмы, мы найдем, что, несмотря на многие черты реализма, Гюго и в «Отверженных» остается романтиком и по своему мировоззрению, и по методу. Задача морального урока — поучения — для него важнее реалистического анализа. Да он и сам говорит в конце книги, что она имеет гораздо более важную цель, чем отображение реальной жизни. Понимая мир, как постоянное движение от зла к добру, Гюго стремится продемонстрировать это движение, акцентируя (зачастую даже вопреки логике реальных событий) обязательную победу доброго и духовного начала над силами зла. «Книга, лежащая перед глазами читателя, представляет собою от начала до конца, в целом и в частностях… — путь от зла к добру, от неправого к справедливому, от лжи к истине, от ночи к дню… Исходная точка — материя, конечный пункт — душа. В начале-чудовище, в конце ангел» (8, 83), — заявляет
67
Тенденция полностью свести метод Гюго второго периода к реализму была очень распространена в советском литературоведении в период празднования стопятидесятилетия со дня рождения писателя в 1952 г. Однако тенденция эта себя не оправдала.
Если Бальзак взял на себя роль историка современного ему общества, то Гюго решил быть его учителем и проповедником благого примера. Вот почему роман открывается книгой «Праведник», в центре которой стоит романтический образ христианского праведника — епископа Мириэля. Образ этот отнюдь не представляет собой тип реального служителя церкви. Напротив, Мириэль скорее противопоставлен реальным священнослужителям как идеальный пример, как человек чистой, подлинно святой души.
Именно в образе епископа Мириэля, сыгравшего решающую роль в преображении сознания Жана Вальжана, Гюго воплотил свои нравственные идеалы: доброту, бескорыстие, широкую снисходительность к людским слабостям и порокам. (Это отнюдь не противоречит грозному пафосу его «Возмездия», поскольку автор призывает к милосердию не по отношению к коронованным преступникам, а по отношению к обездоленным.) Задачу свою Гюго видел в том, чтобы возродить нравственные идеалы, утерянные обществом, в котором народ доведен до состояния крайней нищеты и бесправия. Это и делает роман Гюго не только обличительным, но и проповедническим — миссионерским, благодаря чему «Отверженные» на Западе часто называли «современным Евангелием», как охарактеризовал его и сам Гюго.
Разумеется, задача возрождения нравственных идеалов не была прерогативой одних только писателей-романтиков. Совсем не случайно один из французских исследователей — Андре ле Бретон — заметил, что роман Гюго приближается к высокоодухотворенному русскому роману, в особенности к творчеству Л. Н. Толстого. Эта близость, состоящая в настойчивых поисках моральных образцов, присущих и Гюго, и автору «Войны и мира», подтверждается отзывом самого Толстого, который считал «Отверженные» лучшим романом всей французской литературы XIX в.
Герои Гюго — это всегда люди значительной судьбы. Такова прежде всего судьба главного героя «Отверженных» — ожесточенного жизнью каторжника Жана Вальжана, который на наших глазах становится превосходным, высоконравственным человеком благодаря доброму поступку епископа Мириэля, отнесшегося к нему не как к преступнику, а как к обездоленному существу, нуждающемуся в моральной поддержке.
Влияние реалистической манеры письма проявилось во внешнем портрете Жана Вальжана, который, возвращаясь с каторги, впервые появляется в городке, где живет епископ. Об этом говорят такие точно выписанные детали его внешности и одежды, как «обветренное лицо, по которому струится пот», «грубая рубаха из небеленого холста», «синие тиковые штаны, изношенные и потертые, побелевшие на одном колене и с прорехой на другом», «старая и рваная серая блуза, заплатанная на локте лоскутом зеленого сукна, пришитым бечевкой», и другие. Однако и тут бросается в глаза эмоциональная романтическая манера Гюго, насыщающего портрет эффектными гиперболическими образами: глаза Жана Вальжана сверкают из-под бровей, «словно пламя из-под кучи валежника»; «в этой внезапно появившейся фигуре было что-то зловещее».
В характере Жана Вальжана и совершается чисто романтическое преображение человеческой души после грандиозной очистительной бури, вызванной великодушным отношением к нему епископа. Непримиримый контраст между злом и добром, тьмой и светом, проявившийся в характерах персонажей Гюго первого периода его творчества, дополняется теперь новым мотивом: признанием возможности преображения злого в доброе (это и есть один из результатов новых этических постулатов писателя, к которому он пришел в годы изгнания: Клод Фролло из «Собора Парижской богоматери», как и многие демонические персонажи драматургии Гюго, был еще статичен).
Особенности психологизма романа «Отверженные» состоят главным образом в романтически гипертрофированном изображении очистительной бури, потрясающей все основы и все привычное мировосприятие человека. Ожесточенный несправедливостью, которую он всегда испытывал среди людей, привыкший к ненависти, Жан Вальжан «смутно сознавал, что милость священника была самым сильным наступлением, самым грозным нападением, которому он когда-либо подвергался…что сейчас завязалась гигантская и решительная борьба между его злобой и добротой того человека» (6, 135). Эта жестокая внутренняя борьба еще более акцентируется средствами экспрессивного и как бы одушевленного романтического пейзажа («ледяной ветер», который сообщает всему окружающему «какую-то зловещую жизнь»; деревца, потрясающие своими ветвями, как будто «кому-то угрожают», «кого-то преследуют», и т. д.). Борьба эта является борьбой резких романтических контрастов, ибо речь идет о превращении «чудовища» в «ангела», о боли, которую «чрезмерно яркий свет» причиняет глазам человека, «вышедшего из мрака».