Виктор
Шрифт:
— Нет. Просто душа перегорела, — огрызнулся я, досадливо поморщившись. Химер всё расскажет Люпену, а тот точно сделает мне втык, дабы я больше даже не смотрел на спиртное. — Так чего ты припёрся? Случилось чего?
— Случилось, — ухмыльнулся Фауст и с любопытством посмотрел в сторону кровати. Из–под неё мгновение назад стало доноситься возмущённое попискивание крысы. — Кто это у тебя там?
— Никто. Рассказывай, что случилось.
Но гадский химер проигнорировал мою реплику. Он спрыгнул на пол и скользнул под кровать. И уже оттуда раздались его вопросы:
— Ты завёл себе крысу? И как назвал?
— Эдуард, — нехотя сказал я и услышал противный смех химера.
— Похож, —
— Так что случилось? — уже со злыми нотками в голосе спросил я химера, от которого привычно пахло формальдегидом.
— Явился–таки в особняк твой перевертыш, — наконец–то разродился Фауст и запрыгнул на подоконник. — Он в служанку Бетти перекинулся. Вечером она пошла в богадельню, относить беднякам пирожки, оставшиеся после ужина. А вернулась уже не она. Одежда и внешность те же, но Бетти была уже не Бетти. Однако я смекнул, что случилась подмена, и сразу шасть к барону. А тот приказал всем нам действовать по плану. Мы, значится, заманили перевертыша в гостиную и попытались взять его живьём. Но куда там… у него оказалась феноменальная защита от магии. Притом что защитных амулетов у перевертыша на виду не имелось. А уж силища у него оказалась, как у матерого паладина. Он выбил плечом оконную решётку и выпрыгнул с третьего этажа! Упал на четыре конечности, как кошка, и на них же побежал по улице! Фонарщик, менявший перегоревшую лампочку, чуть не сверзился с лестницы, когда мимо него на четырёх мослах промчалась пожилая женщина, чей зад был выше головы! Ты бы видел его глаза!
— Гы–гы! — глупо гоготнул я и поспешно закрыл рот ладонью, а то ещё перебужу соседей.
— Но в отличие от фонарщика Люпен остался в восторге от встречи с этим существом, — продолжил Фауст, глянув в чуть–чуть посветлевшее небо. — А вот Эдуард — нет. Перевертыш зацепил его когтями.
— Насмерть? — с надеждой выдохнул я, сжав пальцы в кулачки.
— Нет.
— Жаль, — огорчился я и поджал губы. — А что наш доморощенный некромант и Вероника? Они не пострадали?
— Не пострадали. Правда, оба потратили весь свой магический резерв. Зато они помогли барону попасть из револьвера в перевертыша. Пуля вошла неглубоко. Но на подоконнике всё же осталась его кровь. Люпен бережно собрал её в пробирку и теперь изучает под микроскопом. По–моему, он этой ночью даже спать не ляжет. А перед мои отлётом сюда, он наказал мне передать тебе, чтобы ты был осторожен. Однако в первую очередь ты должен думать о защите маркизы Меццо, а не о перевертыше. Ежели с ней что–то случится, то её батенька ополчится против барона. И тогда нам всем придётся ой как плохо.
— Да это ясно как божий день, — невесело промычал я, исполосовав лоб морщинами. — На этом всё?
— Нет. Ещё барон приказал тебе не использовать твои… настоящие способности. Ежели только в крайнем случае, — строго выдал Фауст, словно его мёртвыми устами говорил сам Артур Люпен. — Ты прекрасно знаешь, что малейшая ошибка может обернуться для тебя потерей свободы. Это так барон сказал. А вот я считаю, что тебе не стоит скрывать свою истинную сущность…
— Проваливай, корыстная ты морда! — рыкнул я на химеру. — Всё о комнате моей грезишь? Хрен тебе!
Фауст злобно заурчал и посмотрел на меня сощуренными глазами. Но в мой кадык он не вцепился. Химер оттолкнулся лапами от подоконника, заработал крыльями летучей мыши и взмыл в небо.
Я хмуро глянул ему вслед, закрыл окно и завалился на кровать.
Но сон не шёл ко мне. Его перебивали возникшие в голове мысли. Перевертыш. Что же это за сукин сын такой? Откуда он взялся и на кой чёрт ему «рука»? И ещё бы хорошо точно узнать, что это за «рука»
Я принялся усиленно размышлять над этими вопросами, перебирая в голове множество вариантов: от самых жоподробительных и до тех, в которых перевертыш убивает Эдуарда, а потом мы все живём долго и счастливо.
И вот под хоровод таких мыслей я и не заметил, как заснул.
Благо, на этот раз мне удалось проспать до самого утра.
Очнувшись, я вскочил с кровати, привёл себя в порядок, отзавтракал в столовой и вместе с Васькой и Пашкой отправился грызть гранит науки.
Однако по пути Ёж оставил нас. Он учился в другой группе, поэтому громила свернул в один из коридоров первого этажа. А мы с Василием бодро поднялись на второй этаж и сквозь поток мельтешащих студентов двинулись к нужной нам учебной аудитории, в которой будет проходить практическое занятие.
Через несколько метров показались гостеприимно распахнутые двери аудитории. Но напротив них, возле стрельчатого окна, обнаружился барон Леопольд Громов. Он спиной ко мне стоял в обществе двух наших одногруппников. Один из них был дворянином средней руки, а другой — простолюдином. И вот как раз простолюдин заметил наш дуэт и что–то торопливо шепнул барону. Тот величаво обернулся и повелительным взмахом руки поманил меня к себе.
Внутри меня зарычал зверь, которому такое обращение было совсем не по душе. Но я усилием воли привычно загнал его в клетку и тихонько бросил Ваське:
— Ты иди в аудиторию, а я сейчас.
— Как знаешь, — пожал широкими плечами бывший моряк и скрылся в помещении.
А я с дружелюбной улыбкой на устах подошел к барону и поприветствовал сразу всех троих одногруппников:
— Доброе утро, господа.
— Доброе, — кивнул Громов, сверля меня тёмными глазами–маслинами. И без всяких экивоков он перешёл к делу: — Ты подумал над моим предложением?
— Извините, ваша милость, но на данный момент мне бы хотелось сконцентрироваться на учёбе и ни на что другое не отвлекаться, — завуалировано отказал я барону, натянув на физиономию немного виноватое выражение.
Конечно, с логической точки зрения мне было выгодно пойти под руку этого козла. Он бы снабжал меня важной инфой, а я бы делился ею с Меццо. Это позволило бы мне сблизиться с ней и уберечь от некоторых опасностей. Но с другой стороны — мне отвратительна даже мысль по собственной воле стать чьим–то покорным слугой. Одно дело, когда нет выбора, но тут–то он был. Пусть и хреновый.
Между тем неприятные черты лица Громова ещё больше заострились. И он зло выплюнул, скрипнув зубами так, словно хотел их сломать:
— Ты совершил ошибку, бастард.
Барон резко повернулся и быстро вошёл в аудиторию. А его прихвостни замешкались на пару секунд, но потом поспешили за своим лидером. Ну а я последним проник в помещение.
Все мои одногруппники уже восседали за одноместными партами, которые расположились в три ряда. Все двадцать четыре морды. Первоначально было двадцать пять, но один простолюдин погиб после полевой тренировки.
Аристократы привычно оккупировали все первые ряды, а простолюдины обосновались на галёрке. И я направился к последним, специально пройдя мимо маркизы Меццо. Но та снова даже ухом не повела. Она сосредоточенно смотрела на распахнутую дверь, точно ждала, когда вылетит птичка. Но ясный пень, что маркиза ожидала не птичку, а преподавателя. А тот, кстати, задерживался. Если верить часам, висящим над доской, практика должна была начаться минуту назад.