Вилька и Мишка в тылу врага

Машков Александр Иванович

Собак не было. Будь они в охране, можно было со спокойной совестью возвращаться.

Теперь же, выждав, когда патрульный пройдёт весь маршрут, запомнив время прохождения, я двинулся к строению, возле которого лежали ящики с гранатами.

Я хорошо видел, что они были даже открыты, когда проезжали мимо, кто-то тогда перегружал гранаты в подсумки. Понятно, что надеяться на то, что их так и оставили, было глупо, это ведь не наша безалаберность, но посмотреть стоило, может, там есть что-нибудь интересное.

Подобравшись к

ящикам, в почти полной темноте попытался разобрать надписи на чужом языке. Вроде как мины… Что за мины? Всякие бывают! Гранаты нужны, чтобы с чекой, за что можно привязать проволочку. А вот гранату сунуть среди мин было бы хорошо. Затаив дыхание, я внимательно огляделся. Часовой стоял возле вокзала, патрульный шагал среди ящиков, направляясь в мою сторону. Сейчас он пройдёт совсем близко…Я прикинулся тюком, прислоненном к ящику с минами и замер.

Немец прошёл, я даже почуял запах его начищенных ваксой сапог.

Когда он удалился, я снова стал искать гранаты, пытаясь читать надписи, как будто понимал, что там написано! Как «гранаты» по-немецки? Может, у них просто буквенно - цифровое обозначение? Проклиная свалившуюся на меня амнезию, я проползал среди ящиков, пока опять не приблизился патрульный. Снова переждав, когда он пройдёт, я наткнулся на ящик, одиноко стоящий среди штабелей таких же ящиков.

Тихонько открыв запоры, я приоткрыл крышку, и чуть не вскрикнул: в ящике лежали «колотушки»! Взяв две штуки, я снова пополз туда, где лежали ящики с минами.

Сунув гранаты в щели между ящиками, я аккуратно открутил колпачки, вынул шарики, и связал их проволокой между собой. Затем, дождавшись очередного проследования патрульного, пересёк его тропу, привязал там конец проволоки и связал всё в один пучок. Теперь патрульный запнётся за проволоку и приведёт в действие взрывной механизм гранат. Затем, как я надеялся, могут сдетонировать мины. А если не сдетонируют? Значит, это надёжные мины.

Подумав, я привязал оставшуюся проволоку за общий узел и потихоньку пополз к ящику с гранатами. Хватило! Здесь я снарядил ещё одну гранатку, прямо в ящике, засунув туда же улику в виде кусачек. Теперь моим ногам просто не терпелось унести свою задницу подальше отсюда. Еле сдержался, чтобы с воплем не пуститься вскачь.

Сейчас немец споткнётся о проволоку, и кааак!..

У меня вытаращились от страха глаза, и я пополз назад, лихорадочно озираясь вокруг.

Я уже добежал до гостиницы, когда рвануло.

У меня подкосились ноги, и я упал возле стены. Слегка отдышавшись, попробовал залезть по стенке, но скоро понял, что это мне не по силам. С тоской посмотрел я на свои окна из-за угла, подумав, что ко мне могут возникнуть несколько вопросов у немцев, почему я тут гуляю ночью.

Когда я уже обдумывал ответы на эти глупые вопросы, из нашего окна выпали связанные простыни. Прыгнув, как заяц, я вцепился в эти простыни, как потерпевший кораблекрушение за обломок мачты, и начал изо всех

сил карабкаться по ним, причём кто- то тянул меня наверх. Забравшись, я свалился на пол, запалено дыша.

– Помогай! – сердито прошептал Миша, судорожно пытаясь развязать узлы.

С трудом, но нам удалось это сделать, даже успели застелить постели. Потом я догадался сбросить халат и повесить его в шкаф.

Между тем за окном что-то мощно грохотало, сполохи огня освещали нашу комнату, слышались чьи-то вопли. Приведя комнату в относительный порядок, мы прильнули к окну, пытаясь понять, что там происходит. Там творилось что-то невероятное: что-то ярко горело, с противным свистом летели и взрывались снаряды…

Сзади с треском раскрылась дверь, кто-то ворвался в комнату, схватил нас за шиворот и бросил на пол. Громко и больно ударившись лбом, я услышал, как надо мной с треском вылетела рама. Нас осыпало осколками.

– Во дурни! Шайсе! – крикнул мужской голос. Я обернулся и увидел Генриха Вольфа.

Я немного прибалдел: этот немец, вместо того, чтобы спасаться самому, или бежать ликвидировать ЧП, побежал спасать нас? Даже если он шёл за нами, чтобы вести на допрос. Не вязалось что-то у меня в голове. В контуженой голове не вязалось и происшедшее. Я не мог поверить, что я и есть виновник творящегося на станции ада.

– Что случилось? – только и мог спросить я.

– Партизанен! – ответил Вольф. Мы удивлённо промолчали, переглянувшись.

Больше к нам ничего не прилетало, но ночевать здесь уже было неприятно: вся комната была засыпана осколками стекла, валялась выбитая рама.

– Пошли отсюда, - сказал Генрих, поднимаясь и отряхиваясь от осколков.

Мы послушались и вышли в коридор. Немного пройдя в сторону ванной, Генрих открыл дверь и, пропустив нас вперёд, вошёл в свой, как оказалось, номер.

– Мне сейчас далеко не до вас, киндеры, располагайтесь здесь, мне надо в штаб, а то расстреляют, как дезертира.

– Можно нам помыться? – глянув снизу-вверх на высокого немца, спросил я.

– Кто же вам запрещает? – удивился Генрих. – Главное, не выходите из гостиницы, иначе я вас не найду.

Генрих ушел. Я же, поискав по шкафам, нашёл полотенца и мыло, головой сделал знак Мишке следовать за мной.

Как ни странно, в ванной была горячая вода, было тихо, потому что не было здесь окна. Только слабый гул слышался.

Мы разделись и залезли в ванну. Я молчал, намыливая голову. Мишка тоже ничего не спрашивал.

– Потри мне спинку, - попросил я, - Чешется невероятно, как будто крапивой отхлестали.

Мишка надраил мне спину, потом тихо спросил:

– Что теперь будем делать?

– А я знаю?

– А кто должен знать? Мне кажется, тикать надо!

– Это да… Надо продумать всё, составить какой-то план…

– Какой план?! Сейчас Вольф приведёт сюда твоего дядю, вот будет потеха! План! – фыркнул Мишка.