Винни Ковальский - гнус частного сыска
Шрифт:
– Добрый день, инспектор, - ответил он.
– Помочь собираюсь я. Разрешите представить вам человека, который, как мне думается, мог бы принести пользу расследованию. Это частный детектив Ковальский.
При этих словах напудренный незнакомец снял канотье с зеркальной от бриолина причёски, отвесил изысканный полупоклон и произнёс:
– Очень приятно, сэр.
– Ничего приятного, - не выдержал Мэлоун. Будучи типичным представителем полиции, на слова "частный детектив" он реагировал так, как старая дева на слово "мужчина".
– Я понимаю вашу любовь к Конан Дойлю, но я не нуждаюсь в помощи частных детективов.
–
– Вы бы сделали мне большое одолжение, если бы ознакомились с рекомендательным письмом.
Он извлёк из кармана сутаны узкий конверт и положил его на стол перед Мэлоуном. Против воли глаза инспектора впились в чётко выписанный обратный адрес: "Вестминстер, набережная королевы Виктории...".
– Инспектор Джереми Солгрейв, - вслух прочёл Мэлоун и разорвал конверт. Минут пять он читал фантастический список успехов существа в белом костюме, среди которых значилось, среди всего прочего, взятие с поличным убийц, работавших под прикрытием суицидального клуба для миллионеров. Здравый смысл твердил Мэлоуну, что подобное письмо должно было быть адресовано не из святая святых Скотланд-Ярда, а из дома умалишённых, но тот же здравый смысл подсказывал ему, что в ситуации, когда вы на своей должности чуть больше месяца, выбор между логикой и лояльностью следует делать в пользу лояльности.
– Ладно, - неохотно согласился он.
– Присядьте, я подготовлю материалы дела.
Фримен и Ковальский расположились вокруг инспекторского стола, на который Мэлоун выложил содержимое папки. Содержимого было, в общем-то, не очень много: протокол осмотра места происшествия, фотоснимок, отчёт коронёра и единственный листок, на котором умещались показания свидетелей (точнее, свидетельниц - двух заводских работниц, которые стучались вечером в запертую дверь). Ниже на том же листке было приписано, что Стивен Мак-Лири, дьякон церкви святой Екатерины, 1891 года рождения, был вызван для опознания и подтвердил личность убитого.
– От женщин проку не было, - сказал Мэлоун, - они, как почувствовали запах, сразу разбежались блевать. Такая жара, естественно. Но дьякон держался молодцом. Вообще, опознание в данном случае было пустой формальностью - и так ясно было, что это он. Но ничего не поделаешь, протокол есть протокол.
– Протокол...
– Ковальский разглядывал фотокарточку. На ней было снято распростёртое в траве вниз лицом тело в одном нижнем белье. Посреди красивой шапки тёмных волос светлело круглое чёткое пятно.
– Я думал, что в Великобритании католические священники перестали носить тонзуру - особенно после оранжистских погромов.
– Джеффри был эстет, - грустно усмехнулся Фримен, - и очень консервативен. Он говорил, что хочет следовать апостолу Петру, а не моде пугливых ирландцев. У молодых встречается такой фундаментализм.
– Все его вещи были на месте?
– спросил Ковальский. Мэлоун нахмурился.
– Читать умеете, мистер Ковальский? Вот же протокол... Всё было на месте. С деньгами, правда, неясность. В доме оказалось семь фунтов и одиннадцать шиллингов наличными, но мы не знаем, сколько у него было денег вначале.
– И всё-таки, если бы это было ограбление, преступник бы взял все деньги, - заметил Ковальский. Мэлоун пожал плечами.
– Может быть. А может быть,
Сыщик погрузился в чтение протокола. Убийца проник в дом священника через сад и не был дальше гостиной - на полу остались отпечатки рабочих ботинок с землёй из сада. Судя по следам, тем же путём он покинул дом. По-видимому, он был знаком отцу Гринфильду, так как в гостиной на столе стояли два стакана с остатками пива - один с отпечатками пальцев убитого, второй с отпечатками, которые, по-видимому, и принадлежали убийце. На столе, ящиках секретера и стеклянной двери, ведущей в сад, остались оба набора отпечатков. К сожалению, отпечатки неизвестного не проходили ни по каким базам данных, что неудивительно, если раньше он не подвергался аресту.
Внимание полиции привлекла довольно свежая зола в камине. Поскольку жара установилась ещё за неделю до убийства, было справедливо заметить в этом странность. Логично было предположить, что камин затопили для того, чтобы избавиться от какой-то улики. Но при обследовании золы в камине не оказалось ничего, кроме закопчённых маникюрных ножниц.
– Это самое нелепое из всего, - сказал Мэлоун.
– Из-за этих ножниц я иногда думаю, что мы имеем дело с психопатом. Не мог же он рассчитывать, что ножницы сгорят?
– Нет, конечно, - серьёзно ответил Ковальский.
– Но это хороший способ уничтожить отпечатки пальцев.
– Чушь собачья, - оборвал Мэлоун.
– Уничтожать отпечатки пальцев на ножницах, которыми он взломал секретер, и оставлять кучу отпечатков на самом секретере? Не говоря уже о стаканах?
– В состоянии паники люди ведут себя алогично, - сказал Ковальский.
– А секретер был взломан этими ножницами?
– Да, на лезвии зазубрина.
– Взломал секретер и не взял деньги...
– как бы сам себе проговорил поляк.
– Или не все деньги. Это не менее странно, чем бросать ножницы в камин. Но есть вариант, при котором эти действия не бессмысленны.
– И?..
– нетерпеливо спросил старший инспектор. Ковальский не спеша полировал шёлковым синим носовым платком запонку у себя на левом манжете.
– Не торопитесь, душа моя. Вот если бы вы неофициально пришли в чей-то дом и увидели, что хозяин лежит в виде явного трупа, что бы вы стали делать?
– Ну...
– задумался Мэлоун. Епископ повернулся к Ковальскому.
– Господи Иисусе! Вы хотите сказать, что в доме был кто-то третий?
– Я не исключаю такой возможности, - уклончиво ответил Ковальский. Переносица инспектора собралась складками.
– Кто-то третий, чьи отпечатки были на ножницах? Он мог обернуть вторую руку тряпкой и таким образом не оставить отпечатков на секретере... Но что он искал?
– Во всяком случае, не деньги, - сказал Ковальский. Инспектор с грохотом отодвинул своё кресло от стола.
– Фантазии, - отрезал он.
– В любом случае, у нас нет ни малейших указаний на то, кто вообще был в доме.
– Даже несмотря на то, что убитый был с ним знаком?
– Мы сняли отпечатки пальцев у всех прихожан и у всех выпускников семинарии, которые хотя бы изредка общались с Гринфильдом. Кстати, он был довольно нелюдимым парнем. Ни одного совпадения. А ваш таинственный Номер три, если он и существует, не убивал его. Не доказано даже, что он взял что-то из секретера.