Вишнёвый луч
Шрифт:
– Да, я профессор четырёх факультетов журналистики двух академий.
– А что же... так?
– беспощадно развеселилась я, показывая на его шаткие дырчатые зубы.
– Так, - исчерпывающе ответил он.
– Не всегда вписываешься в информационный поток, понимаешь ли. Удар - и вот, зубам капут. Обычное дело.
– Спасибо за разъяснение. В поток нельзя вписаться. Профессору следует это знать и заблаговременно прятать зубы.
Бабушка протянула ему ещё один мешок, благоухающий едой.
Оборванец принюхался, учуял бисквитный дух и резво
– Бабушка, я давно не видела оборванцев. Они что, целыми сутками спасают Россию?
– Это бывшие парламентарии вперемешку с министрами трёх правительств. У них сегодня бал-маскарад. Вживаются в роль и тусуются. У новой элиты теперь нет потребностей, поскольку все удовлетворены, посему они, элитарные, выдумывают себе горести, проблемы, болезни, даже безответной любовью не брезгуют. Надо же хоть что-то ощущать, - сказала бабушка.
– Последняя проблема демократической власти.
– А чёрные руки? А тощие животы? А зубы, наконец?
– я не верила своим ушам.
– Грим экстра-класса. Для натуральности. Вон, посмотри, сзади плетётся эскорт мотоциклистов, скорая помощь и отряд спасателей. Подбирать падающие в обморок тела.
– Отчего же им падать? Они же тусуются.
– Натурально: от голода. Они очень хорошо вживаются в роли. Открылись необыкновенные таланты. Я тебе ещё много чего покажу. Пока ты ерундой занималась, тут много интересного...
Она не договорила. На улице поднялся гвалт и свист. Спасатели бежали за каким-то нелепым человечком в каракулевом пирожке, сбившемся на затылок. В руке у человечка была мозговая кость, похищенная из бабушкиного мешка. Похититель мчался вправо.
Толпа, ушедшая почти вся влево, обернулась и громко возмущалась в стиле держи вора.
– Ну вот, - развеселилась бабушка, - я же говорила. Нашёлся один реально голодный, сейчас его скрутят.
Отряд спасателей мчался человечку наперерез, а тот быстро высасывал мозг из кости в ясном понимании, что это его последний в жизни ужин.
Действительно, его настигли и мгновенно сунули в портативную передвижную гильотину. Щёлк - и всё. Голову сунули в мешок, очень похожий на тот, что бабушка дала оборванцу, а каракулевый пирожок, отлетевший метров на десять, остался без внимания. Я пошла и подняла осиротевшую шапочку.
– Бабушка, что ты собираешься делать дальше?
– я показала ей грязный каракуль.
– Пока ничего. Моё открытие запоздало чуток.
– Ты про Давида?
– Да, им всем надо промыть мозги. Надо подумать, как их переловить.
– Нет проблем. Тут недавно покойничка пронесли. У него в гробу, под манишкой, притулилась одна тренированная блядь. Достанем, покажем министрам, они побегут за невымышленной потребностью.
– Размечталась твоя Оксана. Да она же просто дура, а у них этого добра и так девать некуда. Они же на самом деле жутко умные...
Когда я проснулась,
Подошёл Потомуч, весь мокрый. Текло с него по всей квартире.
– Я плакал, - сказал он и попытался выжать воду из малиновых полузайчатых ушей.
– Я тоже...
– Мне больно, - сказал Потомуч.
– С чего вдруг?
– Ты скоро сделаешь новую ошибку, просто классную, стильную, а меня, простеца подзаборного, позабудешь...
– Почему?!
– Потомуч. То. Восемь кочерёг. Шестнадцать грабель.
– А, отважился. Какую ошибку?
– Кардинальную.
– Это не смешно.
– Это точно, - кивнул ушами Потомуч и потуже завязал поясок.
– У тебя раздолье. Новое время создало для тебя все условия. Хочешь, адресок дам? Её зовут Даша. Она любила мужика...
– Кого-о-о? Она тоже неграмотная? Мы с нею конгениальны?
– оживился он и вытащил из уха кожаный ежедневник с медными закруглёнными уголками.
– Я могу подарить ей зелёный пакетик. Он живёт на полке в одной ванной...
– А, так ты всё подслушал?
– А ты не умеешь тихо думать. На весь мир орёшь, как...
– он явно страдал, когда дело доходило до тропов.
– Ну? как я ору? Давай. Оскорбляй.
– Нет, сначала ты адресок давай. Тебе уже не пригодится.
– Ты несколько мрачен сегодня.
– А ты весела, как...
– опять проблема с образным мышлением.
– Я бы эту девку, которая меня выдумала...
– Что бы ты - её?
– Давай адрес. - Он записал адрес Даши.
– Прощай.
– До свидания.
– Не надейся. Я одноразовый.
– Почему это?
– Потомуч. То.
ЗДРАВОМЫСЛИЕ КАК БОЛЕЗНЬ
Когда я пристаю к бабушке с вопросами, слезами, Петром и чаем, я реализую поиск защиты, а она ничего не реализует. У неё нет потребностей. Она готова остаться без меня хоть сейчас и навек, но ещё не время, и она меня терпит.
Я не сразу оценила великолепие подарка: могу общаться с нею почти бесперебойно, получать затрещины, однако всё очень зримо, внятно, как гитара-огнемёт, пробудившая меня сегодня, после тяжёлого сна. Музыка давила со всех сторон, чуть окно не вышибла.
Мне теперь каждый день снятся тяжёлые сны. Сегодня был ядерный взрыв. Я его видела, а потом звонила по телефону на место события и спрашивала у пострадавших - пойдут ли они на обед. Словно дело было в редакции маленькой газеты, где все ходят на обед вместе. А мне отвечали, что на том месте, где были обеды, теперь воронка, засыпанная серым пеплом, и мощная радиация. Я спрашивала: не пахнет ли радиация озоном? А меня, после молчаливой паузы, посылали на х.., поскольку за такие вопросы, обращаемые к умирающим людям, посылать надо ещё дальше, но со мной обошлись вежливо.