Византийское путешествие
Шрифт:
Главной причиной нашего приезда в Аязин, однако, была большая церковь, которую мы миновали ранее. Она выглядела так, словно пребывала в процессе мучительного и требующего огромных сил «проступания» из скалы. Центральная апсида с тремя небольшими окнами смотрелась совершенно отдельно, а вот купол отделился от каменной поверхности лишь наполовину. Мы как будто стали свидетелями невероятно медленного – измеряемого тысячами лет – процесса превращения природных форм в архитектурные. Величественный интерьер был зачернен копотью костров, и от четырех квадратных колонн, некогда поддерживавших купол, остались только следы, но поскольку все сооружение было высечено в скале (в сущности, это была выдолбленная человеческими руками пещера), то и опоры оказались ненужными, и купол безмятежно плыл в пространстве поверх парусов.
Классическая планировка храма – крест, вписанный в квадрат, – господствовала в Византии
Подобная планировка строения подчеркивает его единство, симметрию и гармонию. В Аязине все воплощено с невероятной любовью и точностью, что удивительно для столь удаленного места. Здесь нет огрехов, все выверено с изумительной страстью к совершенству.
Пока мы рассматривали церковь, в полумраке апсиды мелькнула и скрылась изумрудно-зеленая ящерица, напоминавшая не столько рептилию, сколько ожившую драгоценность. Разодетые в пурпурные и бирюзовые платья женщины шагали по дорожной пыли, словно ожившие фигуры средневековой миниатюры. В сводчатом помещении к югу от церкви я обнаружил вторую надпись и, в отличие от первой, ее разобрать сумел.
Кто-то начертал грубые линии греческого креста на скалистой стене и под ним трижды дату – «1922». Год сражения при Думлупынаре. Само место битвы расположено в тридцати милях от Аязина. И крест, и три раза повторенная дата выглядят безмолвным протестом и молитвой о спасении. Вскоре после того как была сделана эта надпись, все христиане, проживавшие в районе Афьона, последовали за побежденной греческой армией в ее безудержном бегстве на запад, в направлении Смирны. Там, на побережье, в отчаянной попытке спастись от наступающих турок, они присоединились к жившим в городе грекам и армянам. Не менее полумиллиона человек собралось на узкой полоске берега в полмили длиной, когда город за их спиной вспыхнул в огне пожаров. Люди оказались между стеной огня и морем. Спасти их было довольно просто – у входа в залив на рейде стояли британские, американские, итальянские и французские военные корабли, но они не сделали ни малейшей попытки помочь несчастным. Вместо этого западные союзники, которые еще недавно безрассудно провоцировали греческое правительство начать военные действия, неминуемо разжигавшие турецкие националистические страсти, заявили турецким властям о своем невмешательстве и в строгом соответствии с этим возвращали назад беженцев, сумевших доплыть до кораблей, в результате чего многие утонули.
Когда огонь стих, в город вошли турецкие солдаты. Последствия нетрудно было предвидеть: массовое насилие и возвращение многих беженцев во внутренние районы Анатолии.
В сущности, современный город был подвергнут средневековому разграблению. При этом временно находившиеся в водах восточной гавани представители западной цивилизации не забывали о соблюдении своих обычаев. Морские офицеры с разных кораблей приглашали друг друга пообедать. Не беда, что гости порой запаздывали, поскольку тела погибших запутывались в винтах катеров. Чтобы не слышать чудовищные звуки, доносившиеся с набережной, патефоны включали погромче. «Юмореска» Дворжака и арии из «Паяцев» в исполнении Джильи звучали над гаванью и дымящимися руинами Смирны, еще недавно одного из прекраснейших городов восточного Средиземноморья.
О судьбе греков, нацарапавших дату на стене церкви в Аязине, пожалуй, лучше и не думать.
Материнская власть
Когда мы собирались покидать Аязин, Ведат вновь заговорил о Мидас Шехри. И причиной тому было не желание заработать. Наш водитель был настолько убежден, что мы обязаны увидеть это место, что даже снизил расценки. В его глазах Мидас Шехри был чем-то таким, что просто невозможно было миновать. Это превратилось в вопрос чести, так что и дальше отказываться нам было невозможно. Мы приняли предложение Ведата, чем очень порадовали его.
Вернувшись на шоссе в Сейитгази, мы поехали на север, но через несколько миль свернули на какую-то неприметную тропу, которую ни за что не нашли бы самостоятельно. Тропа шла через топкие поля и вдоль невысокого, но примечательного крутыми склонами плоскогорья, называвшегося, как я позже узнал, Когнус-Кале (слово «кале» переводится как «замок»). Ведат вдруг резко затормозил посреди поросшего цветами поля и громко воскликнул: «Асланташ!», – хотя ничего примечательного вокруг, за исключением нескольких небольших расщелин в отвесном склоне, не было. Мы вышли из машины и последовали за таксистом по полю к скале, где остановились
К сожалению, современные жители Запада поразительно мало знают о фригийцах и их вкладе в развитие цивилизации на ранних этапах. Фригийцы пришли с берегов Дуная, из Фракии, и в конце бронзового века захватили Анатолию. Они говорили на индоевропейском языке и к середине VIII века до нашей эры создали богатую и самобытную цивилизацию. Было время, когда фригийские цари правили всей центральной Анатолией. Богатство фригийцев нашло отражение в легенде о царе Мидасе. Они были искусными архитекторами и скульпторами, кузнецами и музыкантами, делали прекрасные ковры и мозаику. Их восхитительные бронзовые сосуды находят во многих местах континентальной Греции, где фригийские предметы роскоши ценились когда-то очень высоко. Так называемый килимовый фасон отделки фасадов фригийских храмов воспроизводился на греческой керамике и до сих пор встречается на турецких килимах, которые производятся в наши дни. Для строительства фригийцы использовали исключительно дерево, но фасады гигантских мегаронов (залы в микенской архитектуре), воплощенные в камне скальной архитектуры в гористой местности, поразительно напоминают типичные фасады греческих храмов. И это несмотря на то, что в VIII веке до нашей эры греческая архитектура пребывала в архаическом периоде своего развития.
Величие фригийцев длилось недолго. Приблизительно в 676 году до нашей эры они были опрокинуты новой волной варваров, которых греки называли киммерийцами. Фригийские города были преданы огню, однако влияние их не угасло и фригийская религия распространилась и в Анатолии, и в Греции. Кибела – близкая родственница повелительницы лесов и владычицы зверей Артемиды, и есть свой смысл в предании о том, что Дева Мария умерла в Эфесе, где находился главный храм Артемиды. Вероятно, раннехристианские проповедники понимали, что, населяющих Анатолию людей оставит безразличными религия, всецело пренебрегающая Великой матерью.
Путь к городу Мидас Шехри идет через дикую лесистую местность, где располагается лишь несколько деревень. Внешний вид домов здесь вряд ли сильно изменился по сравнению с железным веком. Плоские и плотные соломенные крыши, крытые галереи на деревянных столбах, украшенных вверху небольшими консолями с закругленными концами, в которых проглядывает примитивный прототип ионического ордера… Почти во всех деревнях можно найти фрагменты древних сооружений, встроенные в стены, и самые интересные из них явно взяты из византийских церквей. Крестьяне годами так усердно растаскивали эти памятники, что до наших дней не дошло ни одного цельного каменного строения византийского или более раннего периода. Счастье еще, что фригийцы и византийцы высекали сооружения непосредственно в скалах.
Наконец мы спустились в зеленую долину, подпертую с юга длинной столовой горой. Земля у ее подножия была усеяна гигантскими валунами. Стало понятно, почему турки называют такие образования «замками». Отвесные склоны горы настолько напоминают остатки крепостных стен, что поначалу мы не могли отличить природную имитацию от оригинальной архитектуры. Лишь миновав деревеньку у подножия скалы, мы поняли, что добрались до города Мидаса. Над деревней возвышается один из самых значительных памятников Анатолии – великое святилище Кибелы, ошибочно называемое гробницей царя Мидаса. Этот языческий храм никогда гробницей не был. Он состоит из фасада в семнадцать метров высотой, почти полностью покрытого геометрическими орнаментами и увенчанного массивным фронтоном, который, в свою очередь, украшен предметом, похожим на сломанную пряжку. Имитации драгоценных камней покрывают фронтон и обрамление, а рисунок центральной плоскости напоминает план лабиринта, составленный из разомкнутых квадратов и греческих крестов. В нижней части фасада расположена большая квадратная ниша, где когда-то хранилась статуя богини.