Вкус жизни
Шрифт:
– …В семейной жизни главное – гармония. Счастье женщины во многом зависит от того, кого она выберет себе в мужья. Каждой хочется, чтобы ее окружали не только любимые, но и любящие люди, – изрекла Алла.
– Я воспринимаю мужчин как материал, из которого могла бы вылепить подходящего мужа, чтобы самой окрашивать свой мир в нужные мне краски, – засмеялась Инна.
– Парадоксальная идея. Что мать вылепила и закалила огнем своей любви, только в черепки можно превратить. Сколько ни мни осколки, глины из них не получишь, – зло отреагировала Эмма на слова Инны, в горячности не обратив внимание на замечание Аллы. – Кто-то плачет, жалея другого, а кто-то
И вдруг как-то странно заблестели суровые глаза Эммы. Она вся напряглась, точно перед прыжком.
– Свекровь не жалела даже своего сына, а потом еще хвалилась соседкам: «И родители меня любили, и муж, и дети со мной нянькаются». Не просила, нагло требовала к себе внимание, которого не заслуживала. Стерва. Мужа своего не жалела, в сорок пять лет на тот свет спровадила. И дочь ее недолго прожила. Всех, кто находился рядом с ней, ухайдокала. Хорошо, что через пятнадцать лет мы стали жить от нее отдельно, иначе неизвестно еще, разговаривала бы я теперь с вами.
Терзая меня, отыгрываясь и отводя душу на мне, она будто оживала и молодела. Знаете, есть люди, которые психуют, закатывают скандалы, но не переживают. Другие, наоборот, в руках себя держат, а внутри них все горит и клокочет от волнения. Полагаю, моя свекровь из первых будет. Она в совершенстве владеет методом истерик. К тому же лицемерна, бездушна, жестока. Бог ей судья. Когда-нибудь, где-нибудь это ей отзовется…
– Ой, вряд ли… Ты слепо верила и позволяла срывать на себе злость. Я это тоже проходила, – вздохнула Лиля.
– Будешь смеяться, но поначалу я наивно полагала, что сумею с нею наладить контакт, что с годами свекровь оценит мое старание, терпение и все между нами уладится.
– Иногда надежда – зло. Она продляет мучения, – грустно усмехнулась Лиля.
– Я быстро расходилась со своими мужьями по той простой причине, что не хотела позволять им долго издеваться над собой. А ты пробовала переманить свекровь на свою сторону? Не льсти себе. Они же все в сговоре, – фыркнула Инна. – Небось, и сейчас сидит у себя твоя свекровушка в кухне и с удовольствием намечает в уме узор очередной тайной интриги. Плетет свои козни и радуется. Ждет-пождет, когда выложит их своему сыночку, чтобы лишний раз тебе нагадить… А ты верила, надеялась… Вот и снимала плоды своей доморощенной стратегии, каждый раз открывая ящик Пандоры, в который Зевс заточил все людские беды и напасти. Наверное, эта безмятежная близорукость длилась достаточно долго, если учесть твой пластилиновый характер.
– Люди, как правило, хотят доминировать, а не помогать другим подняться до своего уровня, – сказала Лера.
– К сожалению, те, кто нам дороги, не всегда любят друг друга, и, строя взаимоотношения в семье, это приходится учитывать, – добавила Алла.
– Но это на работе. Дома всё должно быть иначе: добрее, честнее, проще, – горестно возразила Эмма.
– Это кристально чистый идеализм, если не сказать жестче. Хотя, если вмешается счастливый случай, если повезет… Каждый ребенок, читая сказки, представляет себя победителем злых сил, но, становясь
– Помню, с ног сбилась в поисках лекарства, которое заказала свекровь. И в нашем городе все аптеки обежала, и к своим родственникам писала. Пока не отыскала, не успокоилась… Ценила? Куда там!.. Теперь вот свекровь до внуков нагло добирается, не просит, требует от них любви и внимания. Все уши им прожужжала настырными телефонными звонками. Понятиями чувства меры и такта ее сознание не оперирует. Культура – это прежде всего самоограничение.
– Молодец, хорошо тетка устроилась! Умеет всех выстраивать по ранжиру с учетом и соблюдением только собственного понятия иерархии, – рассмеялась Инна. – Она еще жива?
– Девяносто лет, а ее «об камень не расшибешь», – хмуро пошутила Эмма.
– Ну и поговорка. Я поражена, – удивилась Аня.
– Из деревенских «собраний сочинений» почерпнула, – усмехнулась Эмма.
– Грубовато звучит.
– Заслужила.
– И это освобождает тебя от соблюдения почтительности к старухе?.. Ну, если ты так считаешь и настаиваешь…
У Ани почему-то не повернулся язык упрекнуть Эмму в грубости.
– Все годы замужества моя душа была похожа на улитку, потерявшую свою раковину, свой домик. Устала… Я всегда хотела быть безупречной, создать идеальную семью, свой собственный прекрасный мир. И вот… позволяла собой помыкать, мирилась с унижением.
Взгляд Эммы стал бесстрастным, холодным, отрешенным, не выдающим, какие мысли и чувства таит ее душа, омраченным сознанием своего бессилия.
«Эмма устраивает бурю в стакане воды. Она умная, сильная, но отсутствие добродушия приводит ее к проявлению нетерпимости к людским слабостям», – недослушав подругу, решила Жанна.
– Свекровь мне жизнь портила, будто кислотой душу разъедала, со свету сживала в свое удовольствие. Разрушая мою судьбу, она испытывала непонятное мне сладострастие… Что ею руководило? Ощущение собственного всевластия в семье?.. Не было у меня сил, опыта и желания с ней бороться. Чувствовала себя как в детстве, когда не хватало рук, чтобы удержаться, не сорваться с дерева...
– Незавидное положение, – протянула Аня.
Лиля кивнула в знак согласия.
– Такое случается, когда мы к себе более требовательны, чем к остальным, – заметила Лера.
– Если уж быть до конца честной, она с первого дня взяла в свои руки бразды правления нашей семьей и благодаря сыну получила надо мной почти неограниченную власть. Статус единственной и любимой позволял ей с полной безнаказанностью издеваться надо мной. С тех пор, как мы переехали к ней жить, муж не говорил со мной без дерзости, без насмешки. Мне хотелось помощи, утешения. Зачем еще нужен муж? А он… он использовал мою любовь против меня же самой. Он обижал меня, а я была слишком гордая, чтобы дать ему это понять. И при этом меня сковывала какая-то непостижимая апатия…
Надоело прогибаться под нее. Не прощу ей своей загубленной личной жизни. Это она направляла своего сына вести разгульный образ жизни. Сколько подлости было в этой паршивой семейке. Каждый любил только себя, каждый жалил ближнего, как умел. За что ненавидели меня? Зачем они делали мне больно? Какой в этом смысл? А я старалась их объединить… Только для некоторых лучше свои злые, чем самые добрые, но чужие. Особого благочестия ждать от них не приходилось. Не выстоять мне было против них. И я вынуждена была «сложить оружие».