Вкус жизни
Шрифт:
– И кто это сказал, что жизнь прекрасна в ее неосознаваемом эгоизме? – задумчиво произнесла Аня.
– Эгоист, кто же еще? – нервно рассмеялась Рита.
Разговор печальный и тревожный не кончался.
– Мир жесток к женщинам, – глубоко вздохнула Рита и замолчала.
«В глазах ее недоумение раненой птицы», – сочувственно подумала Лена.
– Выдохлась, что ли? – рассмеялась Инна. – Называй вещи своими именами. Не мир жесток, а лживые мужчины. Они специально себе таких «возвышенных» подыскивают, жалостливость и чувствительность им только на руку – натур утонченных проще заставить на себя пахать.
– После второго замужества я окончательно пришла к выводу – без мужа лучше, – в сердцах сказала Рита.
– Получается, после первого замужества твоя вера в мужчин пошатнулась, но устояла? – шутливо спросила Галя.
– Значит, ты простила его, – сделала вывод Жанна.
– Бог простит. Не думаю, что он нуждался в моем прощении. Человек очень меняется по жизни. И в то же время не меняется. Сохраняется в нем стержень, если, конечно, он у него имеется. Это трудно понять. Но оба эти момента в каждом человеке как-то странно сочетаются… Сложная битва человека с самим собой всю жизнь происходит, опять-таки, если он хочет меняться... – Риту потянуло на философию. – Жизнь, собственно, состоит из простых вещей, но когда в ней отсутствуют какие-то звенья, человеку плохо… И все-же я не склонна видеть в мужчинах только подлецов. Мир без мужчин?.. Вряд ли…
– А небезызвестный классик сказал, что человеку нужен весь мир, – заметила Инна.
– Каждому свой. По тому, о чем человек мечтает, можно многое в нем понять, – вступила в разговор Лера.
– Я, например, теперь мечтаю, чтобы желание писать стихи у меня не исчезло, – поделилась Рита.
– А мне достаточно, чтобы внуки были здоровы, – улыбнулась Лиля.
– Мечтать надо о великом, недостижимом, чтобы всегда впереди сияла звездочка надежды? – спросила Аня.
– Я за конкретную мечту. Великое тоже должно быть реальным, иначе это не мечта, а видение. Возьми хоть коммунизм, – ответила Лиля.
– Социализма, конечно, достаточно, – подтвердила Жанна. – И все же «желай прыгнуть выше головы, может, тогда сможешь подскочить до уровня пояса», любит говорить мой Коля.
– Мечты, мечты! Где ваши радости?.. – усмехнулась Галя.
– …Красоты взаимоотношений хочется, тонкости, деликатности, а получаешь другие правила игры… Что-то темное, безнадежное шевелилось в моем муже. Носил в душе смутные, мучительные подозрения, не мог от них отделаться. Нервничал, страдал. Я упрашивала: «Не можешь смириться с чем-то внутри себя, борись с чем-то снаружи». Конечно, советовать легко… Если бы в молодости люди умели владеть собой, тогда и в старости они были бы здоровей.
«Опять душевный стриптиз. Открывать настежь свою душу всем сразу? – вздохнула Лена. – А завтра на встрече все они сразу станут веселы, энергичны и будут выглядеть самыми счастливыми, какими только могут быть женщины в возрасте за шестьдесят».
Женщины замолчали, погрузившись в воспоминания о прошлом. Но уйти от больной темы им не удалось. Инна опять перехватила вожжи.
– Мужчины, в основном, в семье покой ищут, а мы их стараемся припахивать. Вот в чем причина
– Но не одним же нам, женщинам, тащить груз семейных забот, – вздохнула Лиля. – Свобода, где она?.. Есть только тяжкое бремя.
– Свобода – понятие в большей степени политическое, – задумчиво произнесла Лера. – В быту имеет смысл говорить о воле. Это понятие человеческое, эмоциональное.
– Не лезь в философские дебри. Они непролазные. Русский человек свободолюбив по причине огромности нашей страны. Исстари так было: ушел в тайгу, и ищи-свищи его. Вольный. Ему там везде дом родной. В малых странах такого нет. Там душа человека всегда в рамках, – высказалась Инна.
«В Инне больше игры или настоящего трагического чувства? Я напрасно цепляюсь к ней? Может, она за бравадой и иронией научилась скрывать свои горькие истинные чувства? Ей тоже не досталась дорога, усыпанная розами и сахаром, но она боролась, искала, пытаясь сложить непростую мозаику своей жизни», – вглядываясь в усталое лицо Инны, размышляла Лера.
– Кто-то сказал: «Замужество погубило больше женщин, чем голод и войны», – сказала Жанна.
– Истинно прекрасной жизнью мы живем только в наших фантазиях, – тихо поддакнула ей Аня и только тут вдруг почему-то обратила внимание, как прекрасно удлинял шею высокий воротник и глубокий вырез на блузке Жанны.
– Каждой женщине в конце жизни хотелось бы сказать: «Я была счастлива».
– Все, чьи надежды не сбылись, наверное, и на том свете будут тосковать по счастью, – пошутила Инна, явно довольная своим остроумием.
– На том свете всем равно сладко, – усмехнулась Лена, стряхивая с себя задумчивость.
Все женщины разом замолчали. Опять наступила пауза.
Рита вышла на площадку. Вдруг хлынули беззвучные слезы от обиды за все сразу: за детство неласковое, за несложившуюся личную жизнь, за Иннины слова постылые. Как по живому резала… Отплакалась. Полегчало. Остались только тихие толчки грусти в седеющих висках.
За дверью было слышно, как Инна закатывается смехом. Ну, совсем как ребенок.
Эмма
– …Хорошо, что теперь не обязательно прописывать супруга в своей квартире. Меньше стало охотников на квадратные метры, – заявила Жанна, видно, вспомнив какую-то не очень приятную историю из жизни своих подруг. – Осторожные старики и старушки не очень-то торопятся принять в свое лоно чужаков, внукам берегут трудом и потом доставшиеся квартиры.
– Среди мужчин хватает дураков. Всё готовы отдать за то, чтобы хоть год пожить с молодой. Жажда приключений зовет их всю жизнь, – фыркнула Рита.
– Марго тоже бы согласилась. – Это Лера сказала.
По телевизору шла реклама передачи «Романтики романсов». Прекрасный голос провозглашал: «И испытать сиротство как блаженство»...
– Не думаю, что сиротство как блаженство можно ощутить, если за всю жизнь не нашлось истинно любящего тебя человека, – сказала Лиля.
– Такие слова мог написать только мужчина, познавший такое блаженство, – предположила Аня. – Только он, наверное, понимал эти слова иначе, чем мы.
– Один и тот же человек в разных ситуациях бывает то велик, то ничтожен, – философски-задумчиво выдала Лера.