Владимир Путин: Четыре года в Кремле.
Шрифт:
На корабле, который доставил президента в Крым, Путин всю дорогу ходил взад и вперед по верхней палубе. По словам очевидцев, на него было тяжело смотреть.
Путин пережил бессилие власти еще в самом конце 80-х годов, когда в ГДР рушилась не только Берлинская стена, но и вся система восточно-германской и советской разведки, а «Москва молчала». Это бессилие власти потрясло Путина больше всего, и об этом он говорил в серии своих интервью «От первого лица». Но теперь властью был он сам — и как верховный главнокомандующий, и как президент, но и он молчал и не мог ничего сделать для гибнущих в Баренцевом море подводников. Решалась не военная, не политическая, не экономическая, даже не нравственная задача. На глубине в 108 метров решалась техническая задача — как открыть спасательный люк затонувшей подводной лодки «Курск» и вызволить из водяного плена тех, кто, может быть, еще остался в живых. Эту задачу
Еще в разгар спасательных работ, оказавшихся неудачными, многие газеты и некоторые политики стали требовать, чтобы Путин вылетел в Североморск и лично возглавил операцию. Эти же требования повторялись и позже. «Нет никакого сомнения в том, — писала уже после развязки газета “Трибуна”, — что Путин должен был немедленно прибыть на место трагедии и взять на себя руководство. Это сразу бы сняло проблему взаимодействия различных служб, — он последняя инстанция. В присутствии Путина все решалось бы быстрее и эффективнее»." Газета «Версты» была не столь категорична. «Да, конечно, — говорилось в этой газете, — от кадрового разведчика Путина пользы на флоте было бы немного. Однако в том-то и беда, что личное присутствие верховного главнокомандующего в такой ситуации — необходимый политический шаг. Путин не мог реально сделать ничего. Но он был обязан продемонстрировать не только непосредственным участникам событий, но и всему народу, что верховная власть всегда в курсе дела, всегда разделяет с народом беду. Поэтому отсутствие Путина на месте трагедии — это политическая ошибка, которой может воспользоваться оппозиция».3
Иное мнение было у газеты «Московский комсомолец». «Президент, конечно, ошибся, — утверждала эта газета. — Он должен был прервать свой отпуск и лететь в Москву. Именно в Москву. Если бы он полетел в Североморск — это было бы преступлением. Весь город бы занимался не спасением моряков, а размещением первого лица, его охраны и свиты. Вся работа была бы парализована. Да и возвращение в Москву носило бы исключительно пиаровский характер. Потому что и в Сочи президент получал информацию о ситуации в Баренцевом море каждые три часа. Но тем не менее он должен был сразу выступить и приехать в Москву. Это было бы символом».4
Нет необходимости вновь втягиваться в эту дискуссию. На небольшой встрече с журналистами в Сочи Владимир Путин объяснил мотивы своего невмешательства в дела военных профессионалов, и я могу с ним только согласиться. В поведении Путина в эти дни не было ни ошибки, ни каких-либо достижений с любой точки зрения. Да, мы видели бессилие высшей российской власти. Но это бессилие было бы еще более наглядным, если бы президент находился в дни трагедии в Кремле. И это бессилие власти было бы совсем невыносимым, если бы Путин принял на себя руководство спасательными работами в Североморске или на крейсере «Петр Великий». Один из кремлевских советников, Глеб Павловский, был прав, когда говорил, что «российское общество находится в ненормальном состоянии, потому что проблемы причин гибели подлодки считаются не самыми важными, а важно — поехал ли президент на место гибели или не поехал. В лучшем случае это говорит о ненормальном состоянии умов, в худшем — о том, что кто-то заинтересован усиливать ненормальное состояние умов».5
Многие политики и публицисты, на которых лежит часть ответственности за развал российской экономики в 90-е годы и за тяжелое положение армии и флота, попытались обрушиться с критикой не только на генералов и адмиралов, но и на президента. Борис Немцов, выступая на НТВ, заявил на всю страну в первые дни разыгравшейся драмы, что он считает поведение Путина «аморальным». «Да, конечно, — писала газета “Время МН”, — Владимир Путин никаким боком не виноват в том, что случилось с атомной подводной лодкой “Курск”. Но репутация — вещь иррациональная, и с этим властям надо уметь считаться. Надо помнить и о том, что общественное мнение почти всегда несправедливо в буквальном смысле этого слова. Поэтому 118 потерянных жизней тяжелым грузом легли теперь на душу Путина, а глупости военной элиты навсегда загрязнили его репутацию фоном похуже радиационного. Путин может сколько угодно объяснять, что не поехал в Североморск, ибо не хотел мешать. Это правда, но это не важно. Он не понял вовремя, что надо ритуально покружить на вертолете над Баренцевым морем, — и тем самым он оскорбил людей в их ритуальных и почти религиозных чувствах».6
Это крайне ошибочное мнение о способности населения России отделять истинные дела и чувства от ритуальных затей. Журналисты, которые находились
В интервью для ОРТ министр обороны И. Сергеев говорил о своем первом докладе президенту утром 13 августа. Путин прежде всего спросил маршала о судьбе ядерных реакторов, затем об оружии и экипаже. Все инструкции и уставы, действующие в ВМФ, требуют от экипажей кораблей с атомными двигателями в любой нештатной ситуации в первую очередь позаботиться о реакторе — он должен быть заглушен. После Чернобыля пояснения на этот счет просто не нужны. Затем следует позаботиться об оружии и боеприпасах, имеющих громадную разрушительную силу. Нет сомнения, что такая же последовательность действий существует и на военных флотах всех других стран. Ничего не делается здесь «любой ценой». Поэтому спекуляции многих газет на тему о том, что люди оказались для Путина «на третьем месте», были неуместны. «Комсомольская правда» напечатала даже проект приказа, который, по мнению этой газеты, В. Путин должен был бы отдать 14 августа: «Я, Президент Российской Федерации, возглавил оперативный штаб и отдаю первый приказ — любой ценой, даже ценой потери подводной лодки, спасать людей! И не терять ни минуты!»7 Как будто спасение Баренцева моря от радиоактивного заражения не является также спасением людей! Еще через день эта же газета, которая особенно отличилась в дни трагедии «Курска», опубликовала провокационное сообщение о том, что, находясь в Сочи, президент Путин подписал указ о проведении 20 августа в Москве торжественного приема и трапезы в честь 2000-летия христианства. «Хорошо было бы посмотреть, — комментировала газета, — на тех христиан, которые будут выпивать и закусывать 20 августа»8
Разумеется, Путин оставил все подобного рода измышления без ответа и комментариев.
Еще 17 августа из Тронхейма к месту аварии «Курска» вышли два норвежских спасательных судна — одно с британской миниподлодкой LR5 на борту, другое с группой водолазов-глубоководников одной из норвежских коммерческих фирм. Первое судно прибыло к месту гибели российской подлодки вечером 19 августа, второе — около часа ночи 20 августа. Весь день 20 августа ушел на обследование затонувшей подводной лодки и ознакомление с устройством спасательных люков и шлюза. С российской стороной были согласованы все неотложные проблемы и изготовлен специальный инструмент.
Около 8 часов утра 21 августа норвежским водолазам удалось вскрыть верхний спасательный люк 9-го отсека. Шлюзовая камера была заполнена водой, что сразу ставило под сомнение использование британской мини-подлодки; как и российские аппараты, она была предназначена для спасения моряков из незатопленных отсеков. Но повторное обследование судна показало, что затоплены все отсеки, и живых на лодке нет. Стыковка LR5 в этих условиях становилась невозможной, да и ненужной. Было решено открывать и второй люк, что удалось сделать в 13 часов 21 августа.
В 15 часов 30 минут в заполненный водой отсек была опушена видеокамера, но вода еще была непрозрачной. Около 17 часов начальник штаба Северного флота адмирал Михаил Моцак официально подтвердил факт гибели всего экипажа подводной лодки К-141 «Курск». Проникнуть в соседние восьмой и седьмой отсеки было невозможно — это требовало другой подготовки и другого оборудования.
Большая часть комментариев в российской печати была посвящена вопросу — можно или уже нельзя было спасти моряков-подводников. Страницы газет и журналов переполнили эмоциональные, необъективные, а подчас недопустимо грубые отклики неспециалистов. «Мне непонятно, почему умники из Минобороны сразу же не подняли подводную лодку на понтонах» (Евгений Зеленев, депутат Госдумы); «Это были безобразные игрища» (Александра Маринина, писательница); «Это был привычный российский бардак» (Вероника Марченко, фонд «Право Матери»); «Все силы ушли на то, чтобы замолчать трагедию» (Борис Токарев, режиссер); «Слишком поздно позвали англичан и норвежцев» (Геннадий Селезнев и Борис Немцов, политики); «Это были не спасательные работы, а преступление» (Сергей Станкевич, бывший политик); «Я назвал бы все это вредительством» (Николай Козицын, атаман Войска Донского); «Военные обманывали Путина. Но он обязан был быстро разобраться и поставить лгунов на место, взяв дело в свои руки. Он опоздал, и люди это не пропустили. Я бы действовал иначе» (Михаил Горбачев, бывший Президент СССР).