Властелин колец
Шрифт:
Но на Гэндальфа смотрели с прежним, если не б'oльшим удивлением. Все чаще люди с подозрением оглядывались на лес и проводили рукой по глазам. Неужели Гэндальф ничего не видит?
Гэндальф рассмеялся долгим и веселым смехом.
– Вы говорите о деревьях? Не пугайтесь, я вижу их не хуже вашего. Но я тут ни при чем. Даже Мудрые не могут приказывать Лесу. Просто все обернулось гораздо удачнее, чем я замышлял, и удачнее, чем я мог надеяться!
– Чьи же это чары, если не твои? — не поверил Теоден. — Не Сарумановы же! Неужели тут замешан какой–нибудь третий волшебник, о котором нам еще предстоит узнать?
– Это не чары. Здесь сила куда более древняя, —
– И какой же ответ у твоей загадки? — спросил Теоден.
– Если хочешь узнать ответ, тебе придется поехать со мной в Исенгард, — ответил Гэндальф.
– В Исенгард? — поразились стоявшие вокруг.
– В Исенгард, — повторил Гэндальф. — Во всяком случае, я еду в Исенгард, и никому не возбраняется ко мне присоединиться. Там мы увидим кое–что любопытное.
– Даже собери ты воедино всех воинов Марки, даже исцели их от ран и усталости — и то не наберешь ты войска, с которым мы могли бы напасть на твердыню Сарумана, — нахмурился Теоден.
– И все же я еду в Исенгард, — невозмутимо повторил Гэндальф. — Правда, ненадолго. Мой путь лежит на восток. Жди меня в Эдорасе, Король! Еще не сменится месяц, как я буду там.
– Нет! — возразил Теоден. — В черный час перед самой зарей я усомнился в тебе, но теперь мы уже не расстанемся. Если таков твой совет — я поеду с тобой!
– Мне надо потолковать с Саруманом, и как можно скорее, — сказал Гэндальф. — Саруман причинил тебе много зла, о Король, и я хочу, чтобы ты присутствовал при нашем разговоре. Когда вы сможете выступить в поход и быстро ли поскачут ваши кони?
– Мои люди устали в бою, — ответил Король. — Устал и я. Мы долго были в пути и давно не смыкали глаз. Увы! Мой преклонный возраст — не наговор Червеуста. Это — болезнь, которой не вылечить даже Гэндальфу.
– Тогда скажи всем, кто отправится с нами, что они могут пока отдохнуть, — согласился Гэндальф. — Мы поедем под покровом сумерек. Это тоже неплохо: наш поход должен оставаться в тайне, если, конечно, это возможно. Но не бери большого отряда, Теоден! Мы едем вести переговоры, а не биться!
Король выбрал несколько быстрых всадников, оставшихся невредимыми в бою, и приказал им скакать во все концы Рохана с вестью о победе. Всем, молодым и старым, велено было спешить в Эдорас: на второй день после полнолуния туда должны были явиться все роханцы, способные владеть оружием. В Исенгард Король пригласил Эомера и десятка два всадников из свиты. Вызвался ехать с Гэндальфом и Арагорн, а с ним — Леголас и Гимли. Несмотря на рану, гном не пожелал оставаться в крепости.
– Удар был так себе, — сказал он. — И не забывайте про шлем. Можно сказать, что я отделался легким испугом. Нет, шалишь, орочья царапина меня не остановит!
– Пока мы отдыхаем, я займусь твоей раной, — сказал Арагорн.
Король вернулся в Хорнбург и заснул мирным сном, какого не знал уже много лет. Воины, избранные в свиту Короля, тоже отправились отдыхать. Всем остальным — за исключением раненых — пришлось
Из орков не уцелел ни один, и орочьих трупов на поле битвы валялось бесчисленное множество. Из горцев многие сдались в плен — они были напуганы до полусмерти и молили о пощаде.
Роханцы отобрали у них оружие и отправили работать.
– Помогите исправить зло, совершенное с вашим участием, — сказал им Эркенбранд, — и дайте клятву, что никогда больше не подойдете к броду через Исену с оружием в руках и не окажете поддержки врагам рода человеческого. А потом отправляйтесь к себе домой. Саруман застлал вам глаза пеленой обмана. Многие из вас поплатились жизнью за то, что поверили его обещаниям. Но если бы вы победили, плата была бы немногим дешевле.
Горцы были бесконечно изумлены оказанной им милостью: Саруман убеждал их, что роханцы жестоки и сжигают пленников живьем.
Посреди поля перед Хорнбургом поднялись два кургана: под одним нашли покой останки всадников из восточных долин, под другим — воинов Западного Фолда. Гаму, начальника королевской стражи, похоронили отдельно, в тени Хорнбурга. Он пал, защищая Ворота.
Тела орков свалили в огромные кучи подальше от курганов, неподалеку от края леса. Роханцы беспокоились: такое количество трупов нельзя было ни закопать, ни предать огню. Для костра не хватало дров, а на странные деревья никто не дерзнул бы поднять топор, даже если бы Гэндальф не предупредил, что отломи с этих деревьев хоть веточку — и дело кончится плохо.
– Оставьте все как есть, — сказал Гэндальф. — Утро вечера мудренее. Что–нибудь да придумаем.
Ближе к вечеру отряд Короля собрался в дорогу. Погребение еще только началось. Король оплакал Гаму и сам бросил первую горсть земли в его могилу.
– Поистине, великое горе причинил Саруман мне и моему народу, — сказал он. — Я не забуду об этом, когда встречусь с ним лицом к лицу!
Солнце уже приближалось к вершинам гор на западе от Лощины, когда наконец Теоден с Гэндальфом и свитой выехал за Хельмский Вал. Проводить их собралось великое множество людей: всадники и жители Западного Фолда, стар и млад, женщины и дети — все, кто сражался и кто во время боя прятался в пещерах. Чистые, звонкие голоса пропели гимн победе — и все смолкли, гадая, что–то будет дальше. Ибо все взоры со страхом устремлялись к деревьям.
Отряд подъехал к лесу и остановился: ни люди, ни кони не решались вступить под сень загадочного леса. Стволы стояли перед ними грозной серой стеной, повитые не то густой, осязаемой тенью, не то сумрачным туманом; длинные, метущие землю ветви, казалось, шарили в траве длинными пальцами сучьев. Обнаженные корни походили на щупальца неведомых чудовищ, а под корнями зияли темные ямы. Но Гэндальф без колебаний двинулся вперед, а за ним последовали и остальные: там, где дорога, ведущая из Хорнбурга, ныряла в лес, стал заметен просвет под аркой из могучих сучьев. Туда–то и въехал Гэндальф, а следом — и весь отряд. Вскоре всадники с удивлением обнаружили, что дорога вьется дальше, а вдоль нее, как и прежде, журчит Хельмский ручей. Над головами виднелась полоска неба, залитого золотым светом. Но деревья по сторонам дороги окутывала мгла, уже в нескольких шагах сгущавшаяся до непроглядной черноты, и в черноте этой что–то скрипело и стонало. Издали доносились приглушенные крики, слышался гневный бессловесный ропот, невнятные голоса… Но ни орков, ни других тварей на пути отряда не встретилось.