Властелин колец
Шрифт:
На юге, в Хорнбурге, люди Хельмской Теснины в полночь услышали великий шум, как будто в долине внезапно поднялся ветер. Земля загудела. Пока не рассвело, никто не отваживался выйти из крепости, но утром смельчаки отыскались — и поразились увиденному: убитые орки исчезли! Исчезли и деревья. Трава в ущелье была где смята, где втоптана в землю и сплошь побурела, будто какие–то великаны прогнали ночью через долину свои стада. Примерно в полутора верстах от Вала, внизу, чернела свежезасыпанная яма, а поверх нее громоздилась груда камней. Люди решили, что в этой яме закопаны убитые орки. Но куда девались те из врагов, что бежали в лес? Это так и осталось неизвестным. На гору камней, наваленную над нечистой могилой, никто не осмеливался ступать. Впоследствии это место прозвали Мертвым Курганом. Трава на нем так и не выросла, а странных деревьев в Лощине больше никогда не видели: ночью они ушли назад, в темные урочища Фангорна. Так Лес отомстил оркам.
Этой ночью ни Король, ни его свита уже не спали.
На заре отправились дальше. Занимался день, серый и блеклый. Восхода всадники не увидели: воздух отяжелел от тумана. Пахло гарью. Ехали медленно, на сей раз по дороге — здесь она была широкая, твердая и отлично ухоженная. Слева сквозь туман смутно вырисовывалась длинная горная цепь. Наконец отряд въехал в Нан Курунир — Чародееву Долину. Нан Курунир глубоко вдавалась в горы, и выход из нее был только один — на юг. Когда–то долина слыла зеленой и прекрасной. Через нее текла Исена, глубокая и полноводная, вобравшая в себя все горные источники и ручейки, которых на этих омытых дождями склонах было великое множество. По берегам Исены когда–то лежали цветущие, плодородные земли.
Теперь все изменилось. Под самым Исенгардом оставались еще лоскутки полей, возделываемых рабами Сарумана, но б'oльшая часть долины превратилась в пустырь, заросший сорняками да колючками. По земле, обвивая каждый склон и каждый куст, тянулись побеги куманики, и в ее зарослях селились мелкие зверьки. Деревьев тут больше не росло, но в зарослях жестких трав еще виднелись обгорелые следы порубок на месте старинных рощ. Это был печальный, молчаливый край. Тишину нарушал только плеск бегущей по холодным камням воды. Над землей плыл угрюмый пар, серыми тучами залегая в окрестных лощинах. Всадники ехали молча. Многим в сердце закрадывалось сомнение, и многие спрашивали себя: каким будет конец этого унылого пути?
Через несколько верст проселочная дорога сменилась мощеной. Большие плоские камни, обтесанные по углам, были пригнаны друг к другу так тесно, что между ними не пробивалось ни единой былинки. По обе стороны дороги тянулись глубокие канавы, до краев наполненные журчащей водой. Наконец впереди, в тумане, неожиданно замаячила высокая черная колонна. Венчала ее большая каменная рука, выкрашенная в белый цвет [399] . Указательный палец показывал на север. Стало ясно: ворота Исенгарда уже недалеко. Всем на сердце легла тяжесть, хотя за туманами, застлавшими путь к Воротам, еще ничего не было видно.
399
Авторам этого комментария довелось видеть эту руку — она и по сю пору хранится в Шеффилдском городском музее под ошибочным названием «Типичный дорожный указатель в английской сельской местности». Ногти у этой огромной руки действительно выкрашены в ярко–красный цвет.
Бессчетные годы стоял в Чародеевой Долине, за горным отрогом, древний город–крепость, названный людьми Исенгардом. Он возник тогда же, когда и сами горы, но мастера Закатного Края потратили немало сил, чтобы довести его до совершенства, да и Саруман, поселившийся здесь в незапамятные времена, не сидел сложа руки.
Вот как выглядел Исенгард, когда его владелец, став признанным главой всех волшебников и чародеев, достиг вершин своего могущества. Высокая стена, подобная гряде отвесных утесов, отходила от горной цепи, обегала крепость и снова упиралась в горы. В стене был прорублен только один выход с южной стороны — огромные полукруглые ворота: черную скалу насквозь прорезал длинный туннель, с обеих сторон закрытый мощными коваными дверьми. Массивные створки крепились на заклиненных в живом теле скалы стальных косяках и ходили в петлях так легко, что ворота без труда можно было открыть легким толчком руки, и главное — совершенно бесшумно. За гулким туннелем открывалась огромная котловина в виде плоской чаши версты в полторы шириной. Некогда котловина эта зеленела фруктовыми садами и края ее соединяли аллеи, а сады пили воду из ручьев, стекавших с гор в голубевшее посередине озеро. Но в поздние годы Саруманова владычества зелень здесь повывелась. Хозяин котловины вымостил дороги темными каменными плитами, а вдоль бывших аллей вместо фруктовых деревьев поставил ряды мраморных, медных и железных столбов, соединив их между собой тяжелыми цепями.
Стены Исенгарда превратились в жилые дома. С внутренней стороны в них было выдолблено множество комнат, залов и переходов, так что оголившаяся котловина оказалась под надзором бесчисленных окон и темных дверных проемов. В этом скальном городе могли обитать тысячи. Там жили рабочие, слуги, рабы и воины, в чьем распоряжении были набитые до отказа оружейни. В глубоких подвалах под стеной держали волков. Котловина тоже была сплошь перерыта, избуравлена, вскопана. Подземные ходы, то пологие, то прикрытые сверху низкими насыпями или небольшими каменными куполами, уходили глубоко в землю. В лунном свете Исенгард напоминал громадное
400
Тема «машины» — одна из основных у Толкина, как он сам говорит в письме к М.Уолдмену (конец 1951 г., П, с.143–163): «Вся моя книга написана в основном о Грехопадении, Смерти (Mortality) и Машине». Создание машин, по Толкину, связано с «желанием Власти, желанием сделать действие собственной воли более эффективным». Машина тесно связана с Магией, под которой Толкин понимает использование внешних действий и приспособлений для достижения желаемого результата, вместо того чтобы полагаться на внутренние силы (см. также прим. к гл.7 ч.2 кн.1, Вот бы глянуть на эльфийское волшебство!).
Присутствие Машины в Средьземелье означает присутствие темной силы, след деятельности Врага: «Когда Враг преуспевает, он всегда «естественно» занят Властью, Господством в чистом виде, почему я и называю его Властелином магии и машин; проблема в том, что это страшное зло может возникнуть и возникает из корня по видимости доброго, а именно — из желания облагодетельствовать мир и человечество быстро и в согласии со взглядами самого благодетеля. У меня этот мотив повторяется неоднократно».
Закованные в цепи дороги сходились к центру котловины, где высилась башня весьма необычного вида. Ее воздвигли те же самые строители, что обтесали скалы вокруг Исенгарда, но все–таки трудно было поверить, что эта башня — творение рук человеческих. Казалось, в глубокой древности сами горы породили ее в муках — плоть от плоти своей, кость от костей своих. Походила она на остроконечный утес или скалу — черная, жестко поблескивающая, составленная из четырех мощных колонн–многогранников. Наверху эти колонны расходились четырьмя острыми, словно копья или рога, вершинами с отточенными, как ножи, лезвиями граней. Между рогами оставалось узкое пространство, где на высоте пятисот футов над равниной, на гладком каменном полу, покрытом странными знаками, мог свободно поместиться человек. Так выглядел Орфанк — крепость Сарумана. Название это — может, умышленно, а может, и нет — имело двойной смысл: на языке эльфов слово орфанк означало «гора–клык», а на роханском — «коварный ум».
Исенгард был воистину мощной крепостью, но когда–то он был еще и прекрасен. В нем жили благородные князья и властители, несшие стражу на западных окраинах Гондора, и мудрецы, наблюдавшие за звездами. Но Саруман постепенно приспособил башню для своих меняющихся планов и, как ему казалось, немало ее усовершенствовал, без конца оснащая все новыми и новыми приспособлениями и искренне думая, что честь их создания принадлежит ему одному. Но он ошибался: все искусные выдумки и многосложные изобретения, ради которых он оставил свою прежнюю мудрость, исходили из Мордора, и только из Мордора. Саруман достиг лишь одного — он создал уменьшенную копию, детскую игрушку, с рабской лестью повторявшую исполинский Барад–дур, Черный Замок, соединивший в себе и оружейню, и застенок, и чудовищный огненный котел. Там, в этом замке, гордом, неуязвимом и неприступном, защищенном мощью несметных армий, не терпели соперников, смеялись над лестью и спокойно ждали своего часа.
Так описывала молва твердыню Сарумана. Молва — ибо на памяти последнего поколения живущих ни один роханец не побывал за воротами Исенгарда, исключая разве что Червеуста и ему подобных. Но такие проникали туда под покровом тайны и о том, что видели, не сообщали никому.
Гэндальф первым миновал каменный столб с Белой Рукой. Только тогда всадники, к великому своему удивлению, заметили, что Рука не сплошь белая, как показалось вначале, но испачкана как бы запекшейся кровью. Присмотревшись, они различили, что ногти на Руке выкрашены в красный цвет. Но Гэндальф все так же спокойно ехал вперед, и наконец остальные скрепя сердце последовали за ним, начиная поневоле подозревать, что в долине случилось наводнение: у дороги мутно отсвечивали лужи и среди камней бесчисленными ручейками сочилась вода.
Наконец Гэндальф остановился и дал своим спутникам знак подъехать ближе. Стало видно, что туман впереди постепенно рассеивается. Из дымки выступило бледное солнце. Полдень миновал. Ворота Исенгарда были перед ними.
Вернее, ворот–то как раз и не было. Створки лежали на земле, треснувшие, искореженные, а вокруг валялось множество камней, разбитых на бесчисленные острые осколки. Арка ворот еще стояла, но за нею зияла пустота: крыша туннеля была снесена начисто, а стены–утесы по обе стороны прорезаны огромными трещинами и наполовину обвалились. Превратные башни стали пылью. Если бы само Великое Море обрушило свой гнев на Исенгард, и оно не оставило бы после себя большего опустошения!