Влюбленный астроном
Шрифт:
– Много, – ответил русский.
– Триста тысяч, – предположил Душ Сантуш.
– Пятьсот тысяч, – поднял ставку Плуинек.
– Миллион, – рискнул Ксавье.
– Два миллиона, – заявила Алиса.
– Мама почти угадала, – сказала Эстер.
– Два миллиона триста тысяч? – предложил Ксавье.
– Два миллиона двести тысяч, – не согласилась Алиса.
– Триста тысяч! – стоял на своем Ксавье.
Они поднимались по ступенькам, и цифры предполагаемого числа конструкций башни постоянно росли, пока дети хором не крикнули:
– Стоп! В Эйфелевой башке два миллиона пятьсот тысяч деталей!
– Сильно много, – кратко прокомментировал
– На ком женился Гийом Лежантиль? – спросила Эстер.
– Надеюсь, на женщине, которую любил, – ответил Юрий.
– Нет, не говорите, – попросила Алиса. – Скажете после того, как мы увидим транзит Венеры.
Они добрались до третьей площадки, расположенной на самом верху башни, открыли решетчатую дверцу и ступили на круговой металлический помост. От высоты захватывало дух. Сюда даже птицы не долетали. Легионеры опустили детей на пол, и Душ Сантуш вернул Ксавье телескоп.
– Дело за вами, господин астроном, – с улыбкой произнес он.
Ксавье посмотрел на часы:
– Нам надо встать лицом на восток.
Алиса достала из кармана компас и определила, что солнце появится из-за северной башни собора Нотр-Дам.
– Нам налево, – показала она.
На металлическом помосте были установлены телескопы, через которые туристы могли издали увидеть главные исторические здания столицы, но не более того. Ксавье опустился на колени, открыл ящик и извлек инструмент, на протяжении десяти с лишним лет сопровождавший королевского астронома в его странствиях по Индийскому океану, но так и не пригодившийся, чтобы пронаблюдать за прохождением Венеры перед диском Солнца. Ксавье разложил металлический треножник, установил телескоп, выбрал нужное направление, подкрутил колесики, развернул состоящую из трех частей латунную трубу и поймал в объектив башню и шпиль собора.
– Я скачала в интернете карту звездного неба, – сказала Алиса, в свою очередь приложив глаз к окуляру. – По-моему, надо сдвинуться чуть левее.
– Вы уверены? – спросил Ксавье.
– Да, абсолютно уверена.
– А мне кажется, что, наоборот, надо взять чуть вправо.
– Смешные какие, – шепнул Оливье Эстер. – Уже спорят.
– Потому что влюбились, – объяснила та.
Спецназовцы, стоя чуть поодаль, надели солнцезащитные очки. Плуинек достал бинокль.
Алиса посмотрела на часы:
– Ксавье, до восхода солнца осталось тридцать пять секунд.
– Черное стекло! – воскликнул он и бросился к раскрытому ящику, схватил замшевый мешочек, вынул из него черное стекло и быстро приладил к объективу. В окуляре стало темно: весь город как будто исчез. Если они не ошиблись с выбором направления, меньше чем через двадцать секунд в нем должно появиться солнце.
– Слева! Я была права! – Алиса показывала пальцем на восток.
На горизонте возникла светлая точка размером с булавочную головку. Ксавье приложил глаз к объективу, и точка моментально превратилась в большой круг. Алиса не ошиблась: они выбрали верное направление. Начиналось последнее перед столетним перерывом наблюдение за транзитом Венеры. Небо по диагонали прорезал вырвавшийся из светлой точки луч.
– Сейчас! – взволнованно сказал Ксавье.
На город хлынул свет. Даже балки башни окрасились оранжевым, будто были сделаны из расплавленного металла. Солнце быстро всходило, и вот оно уже поднялось над горизонтом. Идеально круглое, в окуляре оно занимало почти все поле обзора.
– Волшебство какое-то, – пробормотал Ксавье. – Алиса,
Алиса прижала глаз к окуляру. На солнечном диске, справа, появился маленький черный шарик: он скользил плавно, как деталь хорошо смазанного механизма.
Алиса сжала руку Ксавье. Она отошла от телескопа, и они оба замерли, неотрывно глядя друг другу в глаза.
– А мы? – возмутились Эстер и Оливье.
– Идите, – сказал Ксавье. – Я присяду перед телескопом, а вы очереди заберетесь ко мне на плечи.
Оливье уступил Эстер право первой посмотреть в телескоп. Она вскарабкалась Ксавье на спину и крикнула:
– Я ее вижу! Справа! Как будто на Солнце родинка!
За ней на плечи к отцу сел Оливье, чтобы тоже насладиться зрелищем двух кругов – одного большого и светлого, другого – маленького и темного.
Целый час, пока длился транзит Венеры перед Солнцем, они сменяли друг друга возле телескопа. Эти шестьдесят минут промелькнули, как одно мгновение. Черный шарик уже приближался к краю диска, когда Алиса и Ксавье заметили, что дети отошли от них к военным и вместе с ними примеряют защитные очки.
– Транзит заканчивается, – сказал Ксавье. – Сейчас Венера выйдет за грань солнечного диска.
Алиса посмотрела на телескоп и повернулась к Ксавье.
– Астроном отомщен, – сказала она, – а я провела самое незабываемое в моей жизни утро. Дети счастливы, и я тоже счастлива. Спасибо, Ксавье. Помните, о чем мы договорились в Ноевом ковчеге?
– Что после прохождения планеты любви мы поцелуемся.
Ветер трепал волосы Алисы. Ксавье шагнул к ней. Они стояли близко друг к другу, и у обоих закружилась голова – не только от высоты. Алиса закрыла глаза.
– Поцелуйте меня, – прошептала она.
Губы Ксавье коснулись ее губ. Время как будто остановилось. Люди, машины, городской шум – все это отступило куда-то далеко. Остались только они вдвоем: под утренним солнцем, в конце транзита Венеры, в начале их любви. Их первый поцелуй стал чем-то вроде исполнения обещания, данного века назад, хотя сами они об этом не подозревали: только проплывающая в небе планета хранила этот секрет. Из нежного поцелуй превратился в страстный, и Ксавье крепко прижал к себе Алису.
– Я тоже счастлив, – шепнул он, и они снова слились в поцелуе.
Часы показывали 6 часов 55 минут и 7,3 секунды. Венера окончательно покинула видимую часть солнечной орбиты.
* * *
Лошадь звонко стучала копытами по дорогам Котантена. Гийом крепко держал вожжи и быстро продвигался вперед, поднимая вокруг себя облака пыли. Если большинство обитателей Кутанса встретили его радушно – многие спешили к окнам, чтобы взглянуть на вернувшегося издалека земляка, приветственно махали ему руками и даже кричали: «Да здравствует королевский астроном! Да здравствует Гийом, сын Кутанса!» – то прием, оказанный ему родственниками, не отличался теплотой. Герцог де Лаврильер сказал чистую правду. Никто из членов семейства и не подумал отправиться в город, чтобы поскорее увидеться с ним; в главной комнате с низкими потолками, где в камине с остывающими углями висел котелок с супом, его появление было встречено общим молчанием. Брат, с которым они расстались двенадцать лет назад, крепко его обнял; то же сделала сестра, но в их объятиях не чувствовалось искренней радости; от них веяло холодом, как от их потухшего очага.